Галина Губайдуллина - Властелин Нормандии

–Нерра, какие подарки ты везёшь моему братцу?– выпытывал Роберт де Эслуа.

Увиливая от прямого вопроса, Фульк задабривал хозяина:

–Я привёз много анжуйского вина и тебе, славный брат моего сеньора.

И Анжуйский гаркнул-повелел своим слугам встать с пола и нести бочонки с вином в гостиный зал.

Опробовав вино из первого бочонка, Роберт оценивал вкусовые качества напитка:

–Твоё вино лучше, Нерра. В твоём краю больше солнца, и виноград впитывает тепло, как ребёнок ласку матери. Гроздья в твоём регионе становятся ядрёнее, слаще и ароматнее.

–Польщён похвалой.

–Ты-то тут причём? Так распорядился Бог: одним давать больше солнца, другим морские просторы, а все вместе блага мы получим только в раю.

Де Люзин принялся пересказывать фаблио (побасёнки), которых знавал не в меру много. Слегка охмелевшие рыцари задорно смеялись грубому, народному юмору.

–Почему бы не обучать крестьянских детей грамоте?– вдруг спросил Эрлюин де Контевиль.

Роберт излагал вассалу-оруженосцу суть дела:

–Знания не принесут народу ничего, кроме излишних страданий. Куда им применять историю, географию? В землю же не посадишь…Да ещё от чрезмерных размышлений крестьяне сделаются упрямы, неподатливы к подчинению. Бедняки должны кормить и одевать высшее сословие. Хотя, иногда, можно идти на уступки бедным, чтобы они не считали себя рабами, иначе возникнут конфликты. А если, всё же, дело дойдёт до бунта, то небольшой подачкой всегда можно заткнуть их вонючие пасти, дабы они не потребовали всего. Удел крестьян – работать ради живота.

–Мне всё же хочется верить в светлое будущее человечества, что, осознав ошибки прошлого, из диких животных люди превратятся в творцов доброго и вечного,– мечтал Эрлюин.

–Не знаю как во всей Вселенной, но на Земле каждый человек хочет жить лучше своего собрата, и хоть чем-нибудь да выделиться из общей массы ему подобных,– напомнил юноше житейский расклад граф.

–А я вообще ни разу не видел полностью счастливого человека,– заявил Анжуйский,– Человек, словно кровожадный и алчный дракон – ему всегда мало денег, славы и власти. Бесконечно мало.

Разноголосо посыпались обсуждения политических и исторических казусов. Мужчины утопили в вине опасения и заботы дня, расслабились. Спиртное стёрло между ними грани возраста и положения. Им, в хмельном угаре казалось, что нет у них более близких друзей на свете. Они то с хохотом вспоминали уморительные сцены, как заставляли вороватого налогосборщика голым плясать перед крестьянами на раскалённых монетах, то, как приказали одному любителю безудержных пьянок осушить маленький бочонок вина, а пока он спал, нацепили на него бочку, крепко привязав, как он потешно пытался её снять, падал и катился по земле, потом, конечно, бросил пить.

Кто-то упомянул погибших друзей, рыцари горючей, по-мужски скупой слезой сокрушались о неправильных боевых стратегиях, о непредвиденных обстоятельствах, кои невозможно запланировать и избежать.

Анжельжер де Мовбрей охрипшим голосом затянул балладу, к концу первого куплета все товарищи подхватили мотив. Кто-то красиво выводил мелодию, а то-то просто подвывал. Всё ещё были в почёте старинные куртуазии – кельтские предания с высокими понятиями о чести и любви.

Догорал закопченный камин, догорали-таяли восковые свечи в медных подсвечниках.

На столах остались лишь груды костей.

–Ну, кто ещё не пропил последний стыд?– обвёл захмелевшими глазами присутствующих Роберт.

В ответ раздался одобрительный гогот тех, кто ещё не упал под стол.

Утро началось со стонов и похмельного храпа. В гостиной стоял смрад от несвежего дыхания.

Роберт проснулся и с улыбкой разглядывал размытые вином физиономии друзей.

–Де Ивре, ты похож на разбойника с большой дороги,– смеялся сеньор над опухшим лицом вассала.

Проснувшиеся потянулись к кубкам с вином.

–Почему меня непреодолимо тянет к земле?– стонал Фульк.

Он недолго постоял на ногах, затем вновь улёгся на пол.

–Может, твоя мамаша тайком бегала в хижину крестьянина?– шутил Эслуа.

Все рассеялись.

Другому граф Анжуйский срубил бы голову, но на брата сюзерена нельзя обижаться, к тому ж в любой момент Роберт может стать его господином, если что случится с Ричардом Третьим, и Нерра поддержал общее веселье, наполнив зал громким хохотом. Затем он дополз до шкуры медведя, и развалился на ней.

–Не сочти за навязчивость и прости за натурализм, но на шкуре должно быть скопище блох от моих любимчиков-гончих, которые обожают здесь поваляться.