Юлия Лангровская - Александро

– Простите, ваше сиятельство, но…

– Что?

– Можно ли возразить вам?

– Что ж, возражай, я послушаю.

– Не в том вы ищите успокоения души, простите.

– А в чем же надо его искать?

– В делах, хозяин, в добрых деяниях, господин граф.

– А точнее?

– Простите, ваше сиятельство, но ведь духовенство это…

– Что?

– Ну…

– Не нукай, не лошадь погоняешь. Говори, раз начал.

– Всякие попы, монахи… лишь немного наберется среди них таких, которые искренне чтят бога.

– А! Вот, куда ты клонишь!

– Да, ваше сиятельство. Большинство же хапуги, которые рады будут поживиться вашими деньгами, а молится…

– И думать забудут! А вообще то, ты прав. Но тогда, может, раздать все бедным? Только, чтобы они обязательно знали, кому обязаны своим благополучием!

– А может лучше, господин, вернуть кое-кому достойный образ жизни?

– Ты это о ком? – граф подозрительно поглядел на писаря.

– О вашем племяннике, ваше сиятельство.

– И ты посмел мне напомнить об этом недоумке?! – граф возмутился и по-обыкновению вскочил с кресла. – Ты посмел?!

Писарь вздрогнул и хотя его классические, благородные и красивые черты лица никак не выдавали в нем трусости, он все же не осмелился защищаться.

В конце концов, старый граф утихомирился сам и довольно-таки быстро. Следует заметить, что он никогда долго не пребывал в одном и том же расположении духа и если миг назад он злился, то теперь был совершенно спокоен, а если теперь был совершенно спокоен, то через секунду мог снова воспламениться от любого неосторожного слова.

– Ладно, уж! – великодушно выдохнул старик из своих огромных легких. – Так, что ты мне хочешь сказать про этого болвана?

Казалось, писарь обрадовался этому вопросу. По губам его, тонким и изящным, скользнула светлая улыбка.

– Господин мой, не завещайте своего богатства духовенству. На всех бедных его тоже не хватит, да к тому же племянник ваш и вся его семья, самые настоящие бедняки. Не богаче тех, кто по улицам слоняется, да милостыню просит. Вы понимаете меня, хозяин? Вы совершите поистине доброе деяние, если завещаете все своей же семье, ведь ваш род еще может продолжиться?

– Черта с два! У него одни девки!

– Но ваш племянник еще молод…

– Что ты называешь молодостью? Тридцать восемь лет? Ха-ха! Молодой! Считай, ему уже сорок, да у него пять девок, а в карманах дыра!

– Это дело поправимое, хозяин, – вкрадчиво приговаривал Антон.

– Ничего он не получит и баста! – граф вдруг со всей силой стукнул кулаком по столику, так, что едва не опрокинулась чернильница, которую принес с собой писарь.

– Ваше сиятельство, а если у него родится сын в скором времени?

– Что? Шестой ребенок? Слыхал я про его жену, говорят, что она не блещет здоровьем. Вряд ли. Скорее, мертвого родит.

– Не обязательно, ваше сиятельство. Девочки то здоровехонькие.

– Ну, а на мальчишку, как назло, напасть обрушится! – не унимался граф, словно желая убедить в этом и самого себя.

Но писарь не сдавался.

– Ваше сиятельство, дайте господину Герману еще один шанс. Ведь вы от этого ровным счетом ничего не потеряете. Я при вас уже с четверть века и мне жаль, что род графов Крамольных может прекратиться, в то время как если у вашего племянника родится к январю сын…

– Что ты сказал?! – вскочил граф. – А-ну, повтори! Почему к январю?!

– Я услышал недавно, что госпожа Марианна…

– Не называй госпожой эту девку!

– Как угодно вашему сиятельству. Я просто говорю, что слышал, будто у нее ожидается новый ребенок к январю.

– А!

– Да, хозяин.

– И… что же ты предлагаешь?

– Я предлагаю вам не спешить с завещанием, ведь если у них будет сын…

– Понятно! – перебил его граф. – Что ж, ладно. Если родится сын, он получит от меня все, но если девчонка… а-ну, сядь за стол!

– Ваше сиятельство…

– Садись, я сказал, не то прикажу тебя выпороть, а вместе с тобой и жену с мальчишкой!

– Хозяин…

– Быстро! – граф так сверкнул глазами, так раздулся, что писарь, по опыту знавший, что не следует в такие минуты перечить господину, мгновенно уселся за стол.

– Пиши! Все пиши, что я продиктую! Слово в слово! Не то, не дам тебе неделю отдыхать и жене твоей и мальчишке!

– Пишу, господин!

– Так вот… значит… я, граф Филипп Александрович Крамольный, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое состояние, вплоть до последнего рубля моему единственному племяннику графу Герману Кирилловичу Крамольному, если к январю 1795 года у него родится сын, наследник и продолжатель нашего старинного дворянского рода.