Шеннон Дрейк - Ночь нашей любви

Напрасно Кайра убеждала себя, что среди них ее отец и, если усопшие могут танцевать, то он может защитить ее.

Несмотря на теплый плащ, она настолько окоченела, что испытывала соблазн позаимствовать саван у мертвых соседей.

Она, дрожа, сидела в темноте и, когда почти задремала, услышала шепот:

– Миледи!

У двери с факелом в руке стоял Гастон; свет придавал его обычно веселому лицу зловещее выражение.

– Гастон! Будь осторожен, Дэрроу страшно мстительный. Если он заподозрит, что ты помогаешь мне…

– Он напился и дрыхнет в хозяйских покоях.

– У него повсюду шпионы.

– Сэр Ричард на стене, наблюдает. А остальным не до меня, они чувствуют себя в безопасности, пьют, играют в кости. К тому же никто не говорил, что нельзя принести вам немного еды и питья.

Гастон протянул ей бурдюк с водой, хлеб и еще теплое мясо. Жадно поглощая еду, Кайра слушала последние новости.

– Окрестности кишат людьми, миледи. И теми, кто пустился в бега, и теми, кто их преследует. В Перте был совет, на котором Уоллеса объявили Хранителем королевства. Вместе с де Мореем, конечно, но тот, по слухам, отправился на север, в свои владения. Кажется, он смертельно ранен и хочет проститься с беременной женой. Но Уоллес потребовал, чтобы имя де Морея было указано во всех официальных документах рядом с его собственным. Представляете, миледи, Уоллеса посвятили в рыцари. Говорят, это сделал Роберт Брюс, хотя лично я сомневаюсь, ведь Уоллес – приверженец Балиола.

– А англичане? По-прежнему бегут?

– Да. Уже оставили Берик.

– Вот это победа! И тем не менее Дэрроу явился сюда и занял Шокейн.

– Все понимают, миледи, что, узнав о поражении, король вернется.

– По-моему, что-то началось. Возвращение Эдуарда ничего не изменит.

– Хотелось бы надеяться. Стерлинг пал. А что им оставалось делать, когда замок осадила вся шотландская армия?

Умирать с голоду? Пленников можно обменять на наших людей, которые томятся в английских застенках.

– Да, это было бы замечательно.

Гастон вдруг насторожился:

– Кто-то идет. Я должен оставить вас, миледи. Не бойтесь, мертвые не сделают вам ничего плохого.

– Я знаю.

– Отец любил вас, он будет вас хранить. И конечно, Господь наш Иисус и Пресвятая Дева.

Кайра улыбнулась, вспомнив, как умоляла Деву Марию о помощи и чем все кончилось. Но может, на сей раз Пресвятая Дева защитит ее, она ведь должна понимать, что ей нужно сохранить дитя в своем чреве.

– Спасибо, Гастон.

– Помните, миледи. – Он сжал ее пальцы. – Мы здесь.

– Я выдержу.

Он погасил факел и бесшумно исчез.

Наступил день.

Кайра узнала об этом от Гастона, появившегося в сопровождении людей Дэрроу. Он принес ей воду для умывания, еду и питье. С ними явился священник, видимо, принадлежавший к какому-то особому ордену, чтобы выслушать ее исповедь, если она захочет покаяться в колдовстве, измене и прелюбодеянии.

Кайра издала смешок, отчего монах вскинул голову и с выражением праведного негодования устремил на нее суровый взор.

– Миледи, вас может спасти лишь чистосердечное признание. Покайтесь – и будете прощены.

– Кто же меня простит? Дэрроу?

– Бог.

– Святой отец, не думаю, что вы тот человек, который заступится за меня перед Господом. Уж лучше я сделаю это сама.

– И сгорите в аду. Я пришел сказать вам, миледи, что лорд Дэрроу по-прежнему желает взять вас в жены.

– Лорд Дэрроу желает завладеть моим имуществом.

– Покайтесь, миледи, или попадете в ад.

– Я попаду в ад, если стану женой лорда Дэрроу. Впрочем, он не собирается оставлять меня в живых.

Ей не удалось вывести монаха из себя.

– Есть способы, которые помогут вам осознать всю тяжесть вины.

– Не сомневаюсь.

– Оставляю вас поразмыслить над грехами среди усопших.

Он ушел.

У Кайры было достаточно воды и пищи, она уже привыкла к обществу мертвых, даже разговаривала с ними, преимущественно с отцом.

И хотя она боялась за свой рассудок, это не слишком пугало.

Кинси надеялся сломать ее, оставив среди покойников.

Но они стали ее друзьями.

На следующий день по велению Дэрроу ее потащили наверх. Он сидел в главном зале, откинувшись на спинку кресла и положив ноги на стол.

Он не сводил с нее хмурого взгляда, однако встал, когда двое воинов поставили узницу перед ним и ушли.

Слава Богу, в зале царил полумрак, ибо после кромешной тьмы подземелья у нее болели глаза даже от неяркого пламени очага.