Нина Агишева - Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь

Вот уже показался Китли – растущий промышленный городок, лежащий в лощине между холмами. Это место нельзя было назвать живописным: серые здания шерстопрядильных фабрик, убогие дома работающих на них людей, каменные ограды, а вокруг унылые поля без единого деревца. Холмы, холмы, за которыми хочется увидеть какую-нибудь красоту, но нет – опять бедные поля и пустоши. Некоторые из этих фабрик принадлежали мистеру Тейлору, отцу Мэри. Полли! Шарлотта улыбнулась, вспомнив свою яростную подругу, которую они с Элен прозвали Полли, или Пег. Когда-то рослая красивая девочка в красном платье с короткими рукавами и глубоким круглым вырезом по моде того времени во все глаза, с удивлением и нескрываемой жалостью смотрела на замерзшую и плохо одетую Шарлотту, вылезающую из закрытой кареты. Тем январским утром 1831 года дочка пастора Бронте приехала учиться в школу мисс Вулер в Роу-Хед. Сама Мэри годы спустя вспоминала об этом так: “Когда Шарлотта появилась в классе, она переоделась, но и это, другое, платье было таким же старым. Девочка выглядела маленькой старушкой и была так близорука, что казалось, будто она постоянно что-то ищет, наклоняясь к вещам. По характеру она была робкой и нервной, говорила с сильным ирландским акцентом, идущим от отца. Когда ей давали книгу, она склоняла к ней голову так, что чуть ли не касалась страниц носом. Ей приказывали выпрямиться, и она поднимала голову, продолжая по-прежнему держать книгу у самого носа, и окружающие не могли удержаться от смеха”.

Это Мэри без обиняков заявила новенькой, что та very ugly – очень некрасивая, уродливая. Позже, когда она извинилась за грубость, Шарлотта ответила: “Не переживай, Полли, ты сделала мне добро своими словами, и не надо раскаиваться”. Мэри была резкой, прямодушной и очень упрямой. Однажды мисс Вулер дала им обеим задание – читать после уроков “Лекции по риторике” Хью Блэра, считавшиеся тогда одним из главных учебных пособий по эстетике. Шарлотта покорно читала, а Мэри наотрез отказалась и целый месяц отправлялась в постель без ужина (таково было наказание), но не сдалась. Когда мечтательная Шарлотта рассказывала ей, как любила в школе в Кован-Бридже подолгу стоять возле ручья, на большом камне, и созерцать течение воды, – Мэри заявила, что куда лучше было бы удить там рыбу. А узнав про литературные занятия детей Бронте – те издавали рукописный журнал, писали стихи и повести и придумывали истории и героев, – сравнила их с “проросшими в погребе картофелинами”. На что Шарлотта грустно ответила: “Да-да, именно так”.

Увы, по сравнению с Ред-хаус, домом семьи Тейлоров, пасторат и впрямь мог показаться погребом. Богатый вместительный дом Тейлоров был построен из красного кирпича еще в 1660 году, и когда Шарлотта первый раз попала туда, ее поразили многочисленные картины и статуи, привезенные из Италии и расставленные в альковах холла на первом этаже. Витражи на окнах воспроизводили сцены из произведений Мильтона и Шекспира. Отец Мэри мистер Тейлор непостижимым образом сочетал в себе грубоватость подлинного йоркширца и утонченность европейца, он часто бывал за границей – и по делам (его мануфактуры одевали английскую армию), и для того, чтобы осмотреть знаменитые картинные галереи на континенте. Он скупал гравюры и картины, мог при случае неплохо объясниться по-французски и по-итальянски, живо интересовался политикой и страстно поддерживал республиканцев и диссентеров. Четырем сыновьям и двум дочерям он не только дал состояние, но и привил вкус к свободе и независимости. Увы, после его смерти в начале 1841 года семья стала рассыпаться. У резкой и независимой Мэри были сложные отношения с матерью, и она решила уехать в поисках своей судьбы далеко, в Новую Зеландию. Всю жизнь они с Шарлоттой писали друг другу письма – Мэри все их уничтожила. Причем сделала это тогда, когда к Шарлотте уже пришла слава и обожающие свое прошлое англичане стали скрупулезно собирать любые реликвии, касающиеся жизни сестер Бронте. Чем боялась она скомпрометировать любимую подругу? Здесь была тайна, загадка, но о ней речь еще впереди.

Пока что Шарлотта подъезжает к Китли и думает о том, как же щедра и бескорыстна ее Полли: прислала ей из Брюсселя черную шелковую шаль и пару лайковых перчаток, хотя после смерти отца ей самой приходится экономить. Но главное: именно ее письма из Бельгии и Голландии с описанием красивейших соборов и пейзажей заставили Шарлотту резко изменить свою жизнь. Она признавалась Элен Насси: “Я не знаю, отчего у меня стоял комок в горле, когда я читала ее письмо, – может, от сильного нетерпения: когда же закончится кабала этой однообразной работы? Или это желание обрести крылья, которые есть только у богатых? Или страстное желание видеть, узнавать, учиться? Что-то внутри меня рвалось наружу. Я была ошеломлена сознанием того, что мои способности не реализуются. Затем это чувство исчезло, и я впала в отчаяние”. А что она должна была сказать родным – что хочет увидеть мир, путешествовать? В страшном сне не сумела бы она произнести такие слова. И вот, понимая, что учительство – это вовсе не ее призвание, она предлагает план: мы должны открыть свою школу. Чтобы достойно конкурировать с той же мисс Вулер, надо было предложить то, чего не было в округе: сестры Бронте одинаково успешно, помимо всего, будут учить девочек французскому и немецкому, а также музыке и рисованию. Для получения этих навыков и нужно было отправиться на континент – например, во Францию, не зря же добрейший мистер Тейлор присылал им в Хауорт французские газеты и толстенные посылки, в которых находились французские романы, одна такая посылка содержала однажды целых сорок томов! Шарлотта так загорелась этой идеей, что без труда соблазнила ею сестер, а главное – сумела убедить отца и тетушку Бренуэлл, сестру матери, переехавшую в Хауорт вскоре после ее смерти. Она написала тетушке отчаянное письмо, в котором главным аргументом был пример отца: разве стал бы Патрик Бронте тем, кем он стал, если бы в свое время не отправился из Ирландии в Кембридж, не имея за душой ничего, кроме амбиций. Тетушка дрогнула и выделила племянницам 150 фунтов из своих собственных, тоже весьма ограниченных средств. С помощью Мэри, ее братьев и миссис Дженкинс, жены священника при британском посольстве в Бельгии, была выбрана наконец достойная и не слишком дорогая школа – пансион мадам Эже в Брюсселе.