Елена Романова: До любви две мили и один шаг (СИ)

Уголки его губ чуть видно дрогнули, складываясь в тень усмешки. Значит, догадался, что со мной не так просто поладить.

— Ты с ума сошла? — пожалуй, с мамы хватит потрясений. Уже второй раз за утро она говорит, что я спятила, и я давно не отрицаю сей факт. — Этого никогда не будет! Только через мой труп!

— Леди Уиткинс, — затянул Беккет, — вам ли не знать, как жестоко общество. Вы хотите, чтобы ваша дочь превратилась в предмет насмешек?

Это удар ниже пояса. Мама начала всхлипывать, а я нахмурилась. При Беккете лучше не сдавать позиций. Он только и ждет, когда кто-то из нас даст слабину.

— Вот видите, леди, — заключил он, прошагав к ней и опустив ладонь на ее плечо. — Брак вашей дочери еще можно спасти, но Лондон — не то место, где этому суждено случиться.

Я закидываю ногу на ногу, качая туфлей, и смотрю на его профиль. Грязный, несносный змей, положивший мерзкую лапищу на чистейшее плечико моей матери! Изыди!

— Лорд Беккет, на минуту. Будьте любезны, — я встаю, указывая ему на дверь кабинета. — Мама, позови мисс Белл, пусть подаст чай.

Я применила самое страшное оружие: железное спокойствие, которому меня научило высшее лондонское общество. Кроме того, я знаю, как беситься Чарльз Беккет, когда я невозмутимо переношу все его выходки. Правда, иногда мне нестерпимо хочется всадить осиновый кол в его сердце. Хм… ну разве это нормальные мысли для почтенной английской леди?

— Я слушаю, — он расположился в моем любимом кресле, перекинув одну ногу через другую. В таком положении с наглой мордой он выжидающе глядел на меня. Преисполненная достоинством, я села за стол, опустив на столешницу руки.

— Оставьте мою мать в покое! — произнесла я, сев за стол и опустив на столешницу руки.

— Что вы имеете в виду? — он был спокоен. Сейчас, как никогда. Может, призрачный шанс победы надо мной даровал ему это дьявольское спокойствие.

Я редко встречала людей подобного склада — с одной стороны терпеливый и выдержанный стратег, с другой — источник вулканических страстей.

— Вы же игрок, Чарльз, — напомнила, поднеся к губам сведенные ладони.

На его лице заиграла похабная улыбка. Заметьте, на красивом ухоженном лице породистого джентльмена из хорошей семьи. Эта улыбка должна была обольщать, как и все откровенно возбуждающее хотя бы потому, что для Беккета не было запретов.

— Вам не удастся шантажировать мою мать, — мой голос был обличительно холоден. — Думаете, она пойдет на все, чтобы уберечь меня от ссылки в деревню? Нет, Чарльз, этому не бывать. Я поеду в Шропшир. Добровольно, — последние слова я сказала медленно и членораздельно.

Его лицо было непроницаемо, словно маска. Только глаза — пронзительные и азартные — пытались прожечь меня насквозь.

— Шантаж — это низко, — ответил он, — а я предлагаю ей выгодный брак.

Я не смогла скрыть презрение в изгибе улыбки и постаралась отстраниться от мысли, что Беккет в скором времени может стать моим отчимом.

— Вам не добраться до состояния моей семьи, — произнесла я сквозь холодную улыбку.

Его пальцы скользнули к подбородку, задумчиво почесывая щетину.

— Леди Уиткинс свободная женщина и я одинок, — вызывающе бросил он. — Что мешает нам, взрослым людям, быть вместе? Мы не нарушаем никаких моральных и нравственных устоев, и кроме того я добрый друг вашего мужа. Что вы имеете против моего брака с вашей матушкой?

Я с трудом удержалась от неизбежности отвесить ему пощечину. Поерзала на стуле, соображая, как заставить этого наглеца прекратить фарс.

— Я же сказала, лорд Беккет, и повторю последний раз: оставьте в покое мою мать иначе…

— Иначе? — он наклонился ко мне, заглядывая в лицо.

— Иначе вы пожалеете.

Он закусил губу, причем так, что она побелела.

— Это все, что вы хотели сказать, леди Блайт? Анна?

— Это все, — я поднялась, развернулась на каблуках и прошла мимо него, чувствуя, как резко он повернулся, глядя мне в спину.

Теперь мне предстояла беседа с матерью. Я уселась около нее, принимая из рук нашей экономки чашечку черного чая. Лорд Беккет присоеденился к нам, молча сев в соседнее кресло. Я торжествовала, видя краем глаза, что он не может успокоиться, что его раздирают внутренние демоны.

— Чаю, Чарльз?

— Не откажусь.

Мы чинно пили чай, а я размышляла о том, что он еще может придумать.

— Леди Уиткинс, — он, наконец, поставил чашку на стол, и, кажется, вполне успокоился, — ваша дочь уедет в Шропшир, — на всякие ее возражения он сказал: — Это не обсуждается, — сволочные нотки проскальзывали в голосе, — она проведет там несколько месяцев.