Сон пришел наконец и принес с собой тревожные видения. Дважды она пробуждалась от кошмаров с именем Нилса на устах.
Поздно ночью она почувствовала, что ветер переменился. Она встала и пошла к окну, чтобы прикрыть ставни. В лицо ей неожиданно ударил дождь.
Лунный серп еще виднелся сквозь тучи. И в этом призрачном свете было видно, как стена дождя быстро движется на восток. На Акору надвигался шторм. Они не раз выдерживали подобные испытания. Но только в такую ночь о том, чтобы отправиться в плавание самостоятельно, не могло быть и речи. Более того, если американские корабли все же подойдут к берегам Акоры, то противостоять им придется не акоранским морякам, не людям, а са мой стихии.
Она вернулась в постель и укрылась с головой одеялом. Последней ее молитвой перед сном была мольба о том, чтобы все те, кому выпала судьба быть в море этой ночью, остались невредимыми.
Какая горькая ирония судьбы – проделать весь этот неблизкий путь, чтобы у самых берегов Акоры попасть в жестокий шторм.
Одной рукой вычерпывая воду, другой держась за штурвал, Нилс оценивающе всматривался в стену воды, наступающую с запада. Шансы на то, чтобы выйти сухим из переделки, он оценивал как хорошие. И дело было не только в его мастерстве, но и в том, что его купленная в Лондоне сработанная корнуольскими мастерами шхуна оказалась на редкость удачным приобретением. В ней было всего восемнадцать футов от носа до кормы, и она бойко шла под парусами, но в штиль он один мог справиться с ней, приналегая на весла. Вообще-то на таком судне обычно доставляли людей в порт, сняв с кораблей побольше, которые из-за глубокой осадки не могли подойти ближе к берегу, но и в открытом океане корабль не сплоховал. По крайней мере, до этого дня претензий к нему у Нилса не было.
Между тем на корабль обрушился ливень. Шторм усиливался. Нилс не мог с точностью сказать, сколько ему осталось плыть до Акоры – три часа или пять, а может, и того меньше. Но не в этом была главная проблема. У него не было подробной карты береговой линии, но из достоверных источников ему было известно, что берег изрезан скалами и, если корабль попадет в шторм на подходе к берегу, очень возможно кораблекрушение.
Дождь промочил его насквозь, одежда, вернее, то, что от нее осталось после месячного плавания, прилипла к телу, рука на руле занемела и почти потеряла чувствительность.
Не очень хорошо все складывалось.
Но он бывал в переделках и похуже и все же как-то умудрялся...
Нет, в таких переделках ему еще не приходилось бывать. Волны, швырявшие корабль как щепку, были такой высоты, что, как ни выгибай шею, вершину волны все равно не увидеть. Нилс набрал воздуха в легкие, опасаясь, как бы эта чудовищная волна не оказалась последней в его жизни, и вцепился обеими руками в штурвал.
Держать штурвал – вот все, что ему оставалось. Но малютка-кораблик, как ни храбрился, как ни старался, исчерпал свои возможности. Нилс напрягал последние силы, чтобы помочь своему другу-кораблю, но его усилий не хватало.
Еще один глубокий вздох, и он услышал предательский хруст.
Только раз, всего раз еще в своей жизни Нилс кричал, предчувствуя приближение смерти. Тогда, падая на дно колодца, он звал на помощь Шедоу, и Шедоу чудесным образом его услышал. На этот раз с губ его сорвалось имя Амелии. Нет, он не надеялся, что она придет ему на помощь. Хорошо, что ее не было с ним, ибо он не хотел, чтобы она разделила его судьбу. Он закричал от отчаяния, от безнадежного желания сообщить о том, что он пытался до нее добраться, что он сделал для этого все... и не смог.
Он так хотел, чтобы они были вместе. Имя ее подхватил ветер, и этот рев ветра был последним, что слышал Нилс до того, как ревущее море подхватило его.
Амелия проснулась перед рассветом. Она поспала, но спала она мало и плохо. Поднявшись в темноте, она накинула тунику и, даже не став переплетать косу, что всегда заплетала на ночь, пошла в конюшню.
Ее любимец – молодой жеребец, резвый и бойкий, вполне подходящий для хорошей пробежки, узнал ее по шагам.
Она помнила, как совсем маленькой девочкой сидела в седле вместе с отцом и визжала от радости. Любовь к лошадям и выездке осталась у нее с тех давних пор.
Ее память хранила, как среди ночи она пробралась в конюшню, оседлала полусонную лошадь и поскакала рысцой по двору дворца. И она хорошо помнила, как на эту ее выходку отреагировала дворцовая стража. Начальник стражи, не теряя времени, разбудил и привел ее испуганных родителей. Джоанна закричала от ужаса и все обнимала ее, не хотела отпускать, когда ее чуть лине силой стащили с лошади. И тогда Алекс заявил, что пора ей учиться верховой езде по всем правилам науки.
Читать дальше