Полина Саймонс - Медный всадник

– Рожок, пожалуйста, – попросила Татьяна, подпрыгивая от нетерпения и с радостью отдавая деньги.

Она бы заплатила вдвое, если бы тот попросил. Схватив рожок, она перебежала улицу и уселась на скамью под деревьями, чтобы спокойно поесть мороженого в ожидании автобуса, который отвезет ее в магазин купить икру, потому что началась война.

На остановке больше никого не было, и Татьяна предвкушала настоящий пир. Она сняла белую бумажку, выбросила в урну, понюхала, лизнула и счастливо зажмурилась, дожидаясь, пока мороженое растает на языке, и напевая модную песенку «Встретимся во Львове».

Слишком хорошо. Слишком.

Ветер раздувал ее волосы, и она, придерживая их одной рукой, старательно обводила языком гладкий шарик.

Чудесный день. На какие-то пять минут война отдалилась, и осталось только солнечное воскресенье в июньском Ленинграде.

Подняв голову, она увидела стоявшего на другой стороне улицы военного.

Что же, ничего необычного. В таком большом городе это не редкость. Военные встречались так же часто, как старушки с авоськами или очереди, и Татьяна не обратила бы на него внимания, но странно, что именно этот военный стоял на другой стороне и смотрел на нее с каким-то непонятным выражением. Никто и никогда еще не смотрел на нее ТАК. Татьяна забыла о мороженом.

Сама она сидела в тени, но сторона, на которой он стоял, была залита солнечным светом. Татьяна мельком взглянула на него и… и не смогла отвести глаз. Что-то шевельнулось в ней, шевельнулось, она сказала бы, почти неуловимо, но дело не в этом: она вдруг ощутила, как сердце перестало качать кровь и комом встало в горле.

Девушка мигнула и стала задыхаться. Военный словно врос в тротуар под бледно-желтым солнцем.

Подошедший автобус загородил его от Татьяны. Она едва не вскрикнула и вскочила, не для того чтобы сесть в автобус, а чтобы перебежать дорогу и не потерять его из виду. Двери автобуса открылись, и водитель выжидающе уставился на нее. Татьяна, обычно спокойная и выдержанная, едва не заорала на него, требуя убраться поскорее.

– Ну так что, садишься? Я долго ждать не буду.

Садиться?

– Нет-нет, я не еду.

– Тогда какого черта тут торчишь? – рявкнул водитель, закрывая двери.

Татьяна отступила к скамье и увидела, как военный бежит к автобусу.

Он остановился.

Она остановилась.

Двери автобуса снова разошлись.

– Садишься? – буркнул водитель.

Военный перевел взгляд с Татьяны на него. Водитель выругался, закрыл двери и отъехал. Татьяна отступила еще на шаг, споткнулась и неуклюже плюхнулась на скамью.

Военный пожал плечами.

– Я думал, это мой автобус, – небрежно заметил он.

– Я… я тоже думала, – прохрипела она не своим голосом.

– Ваше мороженое тает, – спохватился он.

Сладкие капли действительно ползли по вафельному рожку и падали на платье. Татьяна досадливо охнула, попыталась смахнуть капли, но добилась только того, что по ткани расплылось пятно. Рука предательски дрогнула.

– Вы долго ждете? – спросил военный. До чего же красивый голос: сильный, низкий и… и с каким-то акцентом… вроде бы не местным.

– Не слишком, – пробормотала она и затаила дыхание, чтобы получше его рассмотреть. И все дальше запрокидывала голову, до того он был высок.

Гимнастерка совсем новенькая, а на фуражке эмалевая красная звездочка. И петлички… только вот что они означают? Интересно, кто он: рядовой? Почему у него винтовка в руках? Рядовым позволено носить винтовки? На левой стороне груди блестит серебряная, окаймленная золотым, медаль.

Из-под фуражки выбивались черные волосы. А глаза у него какого-то карамельного цвета, потемнее, чем крем-брюле. Разве такие бывают у мужчин, тем более у военных? Спокойные и улыбающиеся.

Они с Татьяной молча глазели друг на друга. Всего пару секунд, то есть на пару секунд дольше, чем нужно. Незнакомые люди встречаются глазами случайно и тут же отворачиваются. Татьяна же чувствовала себя так, словно уже знает его имя. Она отвела взгляд, смутившись до того, что кровь бросилась ей в лицо.

– Мороженое почти растаяло, – снова посочувствовал он.

– А, мороженое, – заикаясь, промямлила Татьяна. – Мне уже расхотелось.

Она поднялась, швырнула рожок в урну, жалея, что не захватила платок. По крайней мере вытерла бы пятна.

Интересно, сколько ему лет? Ее ровесник? Нет, кажется, постарше. Молодой человек, который смотрит на нее глазами мужчины.

Она опять покраснела и уставилась на тротуар, как раз между своими красными босоножками и его черными армейскими сапогами.