Дарья Ратникова - Мисс Лодж

Когда экипаж подкатил к аллее высоких буков, она дала кучеру деньги и попросила подождать её, а сама ловко спрыгнула и направилась к дому, который виднелся в конце аллеи. Дом был огромный, с претензией на роскошь, но видно было, что вкуса у его хозяйки не очень много. Хотя, может это и не её усадьба вовсе, а покойного мужа, кто знает? Она незамеченной прошла несколько шагов и остановилась почти перед самым домом, а сердце её забилось, как у пойманной птицы. Из парадной двери, под руку с женщиной средних лет, выходил Генри, её Генри! Наверное, это как раз и была миссис Алонзо, хозяйка усадьбы. Она была очень богато одета, правда в траурный наряд. Одно платье на ней стоило целое состояние. Луиза почувствовала резкий укол зависти. Она бы тоже могла носить такое платье, если бы не отец. Он запрещал им с мамой, как он это называл – «ненужную роскошь». Хотя сам любил пустить «пыль в глаза» своим родственникам. Но неужели она пришла сюда только для того, чтобы посмотреть на то, как одета миссис Алонзо?

Луиза сжала губы и подобралась поближе к дому, чтобы слышать, что Генри говорит вдовушке. Они, как ни странно, облегчили ей задачу сами, сойдя с крыльца. Луиза, подобралась ещё ближе и спряталась за деревом, чтобы услышать их разговор. И, наконец, ей это удалось. Это был глупый любовный бред, в тех же словах и выражениях, какими обычно Генри говорил с нею. Он даже не смог придумать новых эпитетов, чтобы наградить ими предмет своей страсти. Миссис Алонзо, слушала его то краснея, то бледнея, как когда-то сама Луиза. А он… выглядел таким влюблённым…

– Миссис Алонзо, когда я сочту за честь назвать вас своей женой, то напишу вам целое море стихов.

– Будто вы умеете писать стихи, дорогой мой, – глупо улыбаясь, проговорила миссис Алонзо, зачем-то обмахиваясь веером, хотя погода стояла совсем не жаркая.

– Конечно, милая моя Лидия, – её звали Лидия. Фи! Луиза с детства терпеть не могла это имя. Оно звучало так старомодно!

– Уж не на своей ли возлюбленной ты так натренировался в этом? Как бишь её звали? Луиза?

Мисс Бентам ухватилась за ветку дерева, чтобы не упасть. Миссис Алонзо знает про неё?

– Лидия, милая моя, ну это всего лишь невинный флирт, маленькое развлечение. Между нами ничего не было. Да и кто может влюбиться в Луизу. Ей уже сколько лет, а никак замуж не выйдет. А всё почему – потому что в красоте она намного уступает тебе. Ну вот посмотри – она такая бледная и невзрачная, а ты румяная. И этот траурное платье только оттеняет твою красоту, – и Генри наклонился и прижался губами к руке миссис Алонзо.

Невинный флирт! Развлечение! Она, аристократка до мозга костей, Луиза Бентам бледная и невзрачная по сравнению с этой морщинистой разукрашенной куклой! А она его искала, ходила по дождём по тёмным улицам. Она его ждала…

Луиза вышла из-за деревьев и направилась к влюблённым голубкам.

– Луиза… – побледневшими губами потрясённо выговорил мистер Бронли. Миссис Алонзо прижалась к нему, словно в испуге.

– Ненавижу тебя! – Выдохнула мисс Бентам, глядя в лицо Генри. А потом отвернулась и не слушая оправданий и возражений пошла прочь по алее, а потом побежала, всё быстрее и быстрее. Слёзы душили её. Хотелось лечь и умереть. А ещё больше душило осознание того, что отец был прав, и её предпочли какой-то безродной, старой, но неимоверно богатой вдове. Глотая слёзы по пути к Брайтсдейлу, Луиза всё больше и больше замыкалась в себе. Её первую любовь предали и растоптали, её любимый оказался не тем, кем она думала. Значит, любви не существует вообще, значит жизнь пуста и бессмысленна. А раз так – какой смысл радоваться этому дню, бунтовать, что-то решать? Нет, пусть её несёт по жизни, как песчинку.

Когда экипаж привёз её домой, она была абсолютна спокойна. Ни следа слёз, ни тени улыбки, словно она превратилась в восковую куклу настоящей Луизы. Одна мысль стучалась в голове. Он отверг её ради другой, так почему же она должна доживать свои дни в одиночестве и мучиться и убиваться из-за этого? Она поедет завтра к отцу, независимо от желаний мадам Феми и скажет ему… Но что она скажет, мисс Бентам не успела подумать, потому что у крыльца послышался топот лошадей, дверь распахнулась, и вошёл отец собственной персоной.

– Луиза! Добрый вечер! – Он обнял её, не обратив особого внимания на то, что дочь стояла словно статуя, безмолвная и недвижная.

– Добрый вечер, папа, – едва слышно, машинально ответила она.

– Мадам Феми и тётушка Бесси писали мне прекрасные письма, где в один голос рассказывали, что ты одумалась и стала благонравной и скромной девицей. Я очень этому рад. Да что с тобой, скажи на милость? – Отец наконец разглядел впалые щёки и потухшие глаза, словно не узнавая свою дочь.