Галина Вервейко - Повороты судьбы

«Ах ты святоша! Ты и не знала, что Ларионов бывает таким? Да‑да, смотри! Вот такой я и есть! Теперь поняла, почему я тебя не достоин?!» – мысленно говорил он Ольге. А ей становилось жалко его: хотелось спрятать от всех, чтобы никто не видел этого позора.

– Девчонки, давайте закроем его в палатке, чтобы он не выходил наружу. Зачем ему в таком виде показываться? Пусть проспится, – говорила она подружкам. И они, как могли, прятали его от глаз остальных агитотрядовцев. В последние дни гастролей он пришёл в норму. Ларионову было стыдно и неудобно за себя: сильный, здоровый мужик и – эта слабость. Теперь вот и Ольга узнала о ней. Как смотреть ей в глаза? Как она будет к нему относиться? Вдруг, совсем разочаруется?

Возвращались в Омск весело, с песнями. В фойе по приезде устроили танцы, развеселив вахтёршу. Обнимались и целовались, расставаясь на оставшиеся двадцать дней каникул. К концу гастролей вся «агитка» уже действительно стала одной дружной семьёй, и настолько все полюбили друг друга и привыкли сутками быть вместе, что не хотелось разъезжаться по домам. Так бы и жили в общаге, в своём студенческом коллективе.

Наконец‑то пришла долгожданная всеми агитотрядовцами осень! Первого сентября снова встретились в училище. Несказанно скучали друг по другу, и очень мечтали о дне встречи. Девчонки налетели на Ларионова в его кабинете, повисли на нём и расплакались.

– Ну вот – на тебе! Нет чтобы радоваться встрече – плачут! – растерялся Владимир Алексеевич.

За эти дни разлуки они поняли, кем он теперь стал для них: и отцом, и старшим братом, и другом… Вместе с ними была и Ольга. «Родной мой, Володенька! Наконец‑то я вижу тебя!» – думала она.

В кабинете Ларионова была какая‑то особенная атмосфера. Девчонки часто рисовали здесь оформление к стендам в классы (он научил их срисовывать орнаменты на оконном стекле), писали рефераты, помогали ему писать деловые бумаги, слушали музыку и переписывали её на «маг». И так было всем хорошо и тепло рядом со своим любимым учителем! Он шутил, делал им комплименты, вырезал для стендов по хореографии фотографии с танцами из журналов.

Иногда Владимир Алексеевич приглашал студентов к себе домой. В его комнате стояла знаменитая «ларионовская» полка для книг, которую он сделал сам. На ней стояли почти все книги по хореографии, которые были выпущены в Советском Союзе. Он покупал их в книжных магазинах, выписывал по каталогам и всегда был в курсе: что нового выходит в печать по хореографии. Самые ценные книги выписывал для всей своей группы, всегда учил студентов: «Собирайте как можно больше книг по специальности. Это – ваш „багаж“ для будущей работы. Но не вздумайте в своих постановках к экзаменам что‑то из них брать кроме нот и лексики: всё старайтесь сочинять сами. У меня все книги есть, я их знаю, поэтому сразу пойму, что вы не сами придумали постановки – поставлю „кол“. Учитесь думать!». Так Ларионов говорил на уроке КПТ – композиции и постановки танца.

В сентябре у Владимира Алексеевича был день рождения. Как обычно, он решил не афишировать его и отметить наедине в пустой квартире: прибавление лет уже не было для него радостью, как в молодые годы. Да ещё это внутреннее одиночество… Но в этот раз агитотрядовцы не дали пребывать ему в одиночестве в такой день. Девчонки, по инициативе Ольги, купили ему шикарные красные гвоздики. Он считал, что это – чисто мужские цветы, и любил, когда их дарили ему. Составили от имени всей «агитки» большую депешу, прорвались к телеграфисткам на главпочтамт и отпечатали её на красивом телеграфном бланке: «Милый наш шеф! От всей души поздравляем с днём рождения. Участники концертной бригады „СХО‑74“ шлют Вам массу наилучших пожеланий и дарят букет всеобщей радости! Пусть он никогда не увядает, как наша крепкая агитотрядовская дружба. Мы».

Вышли с почты, счастливые шли по городу. Был поистине золотой денёк: тёплый‑тёплый, залитый солнцем. Деревья стояли в пышной осенней красе. Пурпурные, жёлтые, увядающие зелёные листья усыпали дорожки в скверах.

Душу Ольги охватывала несказанная радость: «Такой чудный сегодня день! И у моего Володи день рождения. Уже – тридцать пять. Ну, и что? А мне – восемнадцать. Каких‑то семнадцать лет разницы! Бывают жёны и на тридцать лет моложе своих мужей… Только вот он ещё женат. Правда, жену его никогда не видно дома, и похоже, что он живёт один: нет женского уюта в квартире. Хоть и прибрано всё, ничего не разбросано, но всё равно чувствуется, что это квартира холостяка. И вообще, Владимир Алексеевич никогда не говорит о своей жене… Но почему же они не расходятся?»