Жюльетт Сапфо - Египтянин. Путь воина

– Один из недостатков этого города, – начал говорить он громким голосом, хотя и стараясь приглушить злость, – в том, что здесь не слишком жалуют чужеземцев. Мы новые люди в этой стране, пришлые, чужаки. Многие смотрят на нас с подозрением или со страхом, иные – и вовсе не скрывают своей враждебности. А сколько злобной дряни, к тому же презирающей наших богов! Они без колебания разобьют любую статую, если она не будет похожа на то, к чему они привыкли!

Какое-то время Ренси молчал, покусывая губы. Затем, желая утешить грека, заговорил медленно и раздумчиво:

– Дело не в том, что вы не похожи на египтян и что ваши боги здесь чужды. Мой учитель когда-то предостерегал меня о том, что разрушительные силы всегда идут по пятам созидания. Каждая эпоха, говорил он, даёт человечеству что-то своё, неповторимое в искусстве, но наступает другое время, и всё меняется, происходит возврат к старому, к прежним традициям и условностям. Я уже давно понял, чего добиваются местные власти. Саисские жрецы во главе с номархом выступают не только против новизны в искусстве, они готовы уничтожить само искусство, если оно чуждо их воззрениям.

– Но почему?! – снова вскричал Токсарид. – Почему они не могут принять как данность то, что меняется со временем? Ведь всё – вкусы, настроения, вИдение мира и отношение к искусству – всё так непрочно и изменчиво…

– Это происходит по той причине, что в моей стране большой художник – будь то ваятель, живописец или зодчий – признаётся лишь как мастер восхваления фараонов. Те, кто отказывается следовать старым правилам, заслуживают осуждения, ибо их искусство, по мнению жрецов, отвратительно и порочно.

– Искусство не может отвращать или порочить! – возмутился Токсарид, темнея лицом. – Красота преходяща, именно поэтому человеку свойственно искать прекрасное в скульптуре, живописи, поэзии или песнях.

Ренси кивнул головой, соглашаясь со словами грека.

– Послушай, мастер Ренси, – продолжал милетец уже спокойнее, – то, что произошло здесь прошлой ночью, возмутительно и не должно остаться безнаказанным. Я буду ходатайствовать за тебя перед Псамметихом. Я скажу, что ты принадлежишь к числу моих близких друзей и что тебе необходима защита. Если он не будет возражать, я пришлю к дому Фаиды своих людей – они будут охранять вас днём и ночью.

– Не уверен, что Псамметих захочет заступиться за меня, – возразил Ренси. – Ведь я попал в число личных врагов его отца. Вряд ли среди близких номарха кто-то решится противоречить ему.

– Псамметих не похож на отца. Характеры этих двух людей различны, как и их взгляды на будущее города. Нехо одержим идеей сделать Саис главным городом не только Нижнего Царства, но и всего Египта. Он ратует за возвращение и упрочение старых традиций в искусстве так же рьяно, как за избавление города от иноземцев. Причём, для него не важно, откуда и с какими намерениями пришли чужаки: будь то греческие купцы или ассирийские захватчики. Вот почему он смог завоевать у народа столь пылкую преданность к себе. Псамметих же открыт всему новому, и, если он когда-нибудь станет номархом, то примет греков, ливийцев, нумидийцев и всех прочих как соотечественников…

– Если Псамметих достигнет цели, – проговорил Ренси с таким видом, как будто ему открылось будущее, – он найдёт твёрдую опору, чтобы сокрушить Ассирию. В одиночку Египту не совладать со столь могущественным врагом…

– Ты понял мою мысль, – одобрил Токсарид, положив руку ему на плечо. – Продолжай работать, мастер Ренси. После разговора со мной Псамметих заставит присмиреть всех, кто пытается ставить тебе палки в колёса…

Ободрённый заверениями грека, Ренси продолжил работу над статуей. Просыпаясь по утрам, он был заряжен бодростью и работал до наступления темноты, не замечая, как летят часы. У него не было времени ни на отдых, ни на встречи с Депетом, и художник с упрёком говорил, что, застряв с головой в изваянии, Ренси совсем покинул мир.

К концу недели Ренси совсем выбился из сил. Чтобы не оставлять статую без присмотра, люди Токсарида ночью оставались в мастерской: их служба была не сложной, ибо они несли её только в те редкие часы, когда засыпал Ренси.

Тогда-то случилось событие, от которого Ренси надолго потерял не только сон, но и все свои самые светлые надежды.

– Я должен тебе сказать… – Начал Депет с обречённым видом, в очередной раз появившись в мастерской Ренси. – Пусть лучше ты узнаешь об этом от меня…