Наталья Гончарова - Видят ли березы сны

Зато такого количества кабаков, питейных и увеселительных заведений, сомнительных нумеров и вообще домов явно с дурной репутацией, она не видела никогда. И хотя все это для Анны было не в новинку и с избытком имелось в ее родном городе, но как оказалось в гораздо меньшем количестве и не с таким размахом.

С одной стороны город был самобытен и восхитительно красив: пассажи, дома и церкви строились с такой щедростью купеческой души, что достойны были украшать улицы столицы, но при этом был суров, грязен, разгулен, и в целом выглядел по-разбойничьи. Эффект от его красоты, во многом зависел от месторасположения. Как если бы роскошный императорский дворец в одном мгновение переместился в дебри непроходимой тайги. Величественные здания с вычурной и претенциозной архитектурой, эдакое русское барокко, контрастировало с абсолютно дикой, девственно чистой природой.

Дом купца Кузнецова был огромен, и хотя располагался всего на двух этажах, но в длину занимал почти половину улицы. Постучав в дверь, Анна с волнением ждала, что принесет ей будущее. Дверь открыла приземистая тщедушная девчушка, одетая в простое домотканое платье и фартук. Ее крохотное рябое лицо было по детски открытым, но по взрослому уставшим. С первого взгляда, тяжело было понять сколько ей лет, что-то между шестнадцатью и тридцатью пятью.

– Чего изволите, – спросила та и добродушно улыбнулась, обнажая скученный ряд крупных желтоватых зубов.

– Здравствуйте, я Анна Лемешева, мне бы увидеть Степана Михайловича или может Нину Терентьевну, я по поводу вакансии гувернантки, письмо от Надежды Григорьевны Лаптевой должно было уже прийти, но если нет, то при мне рекомендательное письмо имеется, – стараясь держать спину прямо, отчеканила Анна, но уверенность покинула ее, отчего голос стал предательски дрожать.

Девица не торопилась пригласить внутрь и с любопытством и недоверием рассматривала Анну, в ней не было враждебности, впрочем, и дружелюбия тоже.

Анна хотела было уже просить впустить ее и обождать в гостиной, до того она чувствовала себя униженно, стоя вот так на пороге дома, будто прося подаяние, как вдруг из-за угла показалось лицо мордастой и косоглазой девицы, по всей видимости тоже служанки. Увидев ее, приземистая и рябая девчушка, тотчас ретировалась.

Анне вновь пришлось повторить свой рассказ. На сей раз ее впустили, хотя и с неохотой. Единственно смотрящий на Анну глаз, с любопытством оглядел ее с головы до пят. Оказалось служанку звали Татьяной, но она просила называть ее Танюшкой. Не скупилась она и на расспросы. Бесцеремонно спрашивая и сколько ей лет, и отчего это она сорвалась с места и вот так решила уехать, и не водилось ли там женихов, за которых можно было бы удачно выйти замуж и не идти абы к кому в услужении. Однако натолкнувшись на нежелание отвечать, тотчас поменялась в лице, сменив милость на гнев, уже недружелюбно заключила:

– Барыня еще спит, так что вам придется обождать, барыня сегодня дурно спали, так что не велено будить, – и даже не предложив присесть с дороги, удалилась.

Кажется за пять минут пребывания на новом месте, Анна уже умудрилась нажить себе врагов.

Пока никого нет, самое время было осмотреться вокруг, ведь многое можно понять о людях, лишь основываясь на том, как устроен их быт. Такого количества красного Анна не видела нигде и никогда. Конечно, какой русский не любит красный, но эта гостиная пылала словно пожар. Красные шторы, красная обивка на стульях, красный восточный ковер, красный диван. Кроме того бесчисленное количество салфеток, кружевных накидок, платочков украшало каждое свободное место. Там же стоял многочисленный фарфор: чайнички, соусники, мелкие фигурки, словом все это больше походило на праздничную ярмарку, нежели на жилой дом. Тут и двигаться было страшно, не задев какую-нибудь очередную фарфоровую безделицу.

Неужели ей предстоит здесь жить, было ощущение абсолютной нереальности происходящего, как будто она покинула свое тело, и теперь взирала на все сверху вниз, в том числе на себя в этом сером пыльном платьице в ярко красной гостиной. Еще несколько дней назад в абсолютно другой гостиной, она пила с папенькой чай, а теперь она здесь, в чужом городе, в чужом доме, с чужими людьми, будто вырванный ветром из благодатной почвы полевой цветок, принесло в совершенно незнакомое и враждебное место. Она с тревогой перебирала пальцами подол своего платье, и чем больше ждала, тем больше волновалась.