Мари-Бернадетт Дюпюи - Волчья мельница

Волчонок повел носом в сторону стола.

– Что ты собираешься делать с этим полукровкой? – спросил бывший школьный учитель. – Не кривись, он полукровка и есть. Зимой 1870-го мне довелось видеть волков, и у этих зверюг белых пятен на шее не бывает. Ну и невесту нашел себе Моиз на старости лет – волчицу! Разумнее было бы утопить щенка, Клеретт. Из него не вырастет ни хорошей собаки, ни нормального волка. Будет наполовину диким и без страха перед людьми. И то при условии, что твоя матушка разрешит взять его в дом. Если ей дать волю, утопит его, как котенка!

Девушка поспешила спрятать свою находку под накидку.

– Базиль, я пришла с просьбой. Помоги мне вырастить этого малыша! Если утопишь, ноги моей не будет в этом доме. Такого я от тебя не ожидала. Утопить сироту, такого крошечного, слабого! Ты любишь рассуждать о справедливости. А что на деле?

Под пламенным взглядом черных бархатных глаз мужчина сдался.

– Я всего лишь хотел уберечь тебя от неприятностей, моя девочка. Моиза надо похоронить. Славный был пес! Сделаю это сам, завтра утром. И за щенка не волнуйся. Вот, держи свечку! Есть у меня приятельница, которая, может, и согласится его усыновить.

Базиль встал с кресла, расправил худые плечи и сделал Клер знак следовать за ним. Через низкую дверь они прошли в примыкавший к дому сарайчик. Запах здесь стоял сильный, неприятный. Вдоль одной стены тянулась дощатая загородка.

– Знакомься, это моя свинка Гертруда! – объявил Базиль.

– Откуда она взялась? – удивилась Клер.

– Ты не была у меня с первого ноября, Дня Всех Святых, поэтому не знаешь, что старый приятель из Пюимуайена отдал мне это создание в счет долга. А молока у мадам Гертруды хватит на целый полк!

Клер только покачала головой. Огромная свиноматка, лежащая на боку, на соломенной подстилке, подняла морду. У живота ее возились два поросенка. Базиль, усмехаясь, упер руки в бока.

– Почему бы ей не покормить и твоего волчонка? Я слышал о чем-то подобном, это не первый случай. И по опыту скажу: звери не такие жестокие, как люди.

– Не надо! – возразила девушка. – Она его убьет! Я видела, как наша домашняя свинья съела цыпленка.

– Гертруда – дама воспитанная. Доверься мне!

Если Клер и колебалась, то мгновение. Взбудораженная, она передала малыша Базилю. Он открыл задвижку и вошел в загон.

– Ты с ним поаккуратнее, пожалуйста! – тихо попросила девушка.

Базиль шутливо поморщился. Присел на корточки и поднес волчонка к самой морде свиньи. Та его понюхала и снова легла. Базиль устроил волчонка возле сочащегося молоком сосца, и тот принялся жадно сосать.

– Господи, как это странно! – вскричала Клер.

– Да, хоть басню сочиняй про волка и свинью!

Они еще немного полюбовались этой сценой. Церковный колокол в Пюимуайене пробил девять часов.

– Не пора ли тебе домой? Мать, наверное, уже извелась от беспокойства, – сказал Базиль. – Выстрелов не слышно, значит, загонщики разошлись по домам. Со зверенышем ничего не случится, я за ним присмотрю. И пообещай, что не станешь слушать извинений Фредерика Жиро! Спорим, этот кретин скоро явится и начнет вешать тебе лапшу на уши? Но его интересует мельница, а не твоя милая мордашка. Хотя нет, он убьет двух зайцев одним ударом: получит и мельницу, и тебя!

– Что ты такое говоришь, Базиль? – краснея, пробормотала Клер.

– Кто унаследует все ваше имущество – мануфактуру, все постройки и отличный участок земли? Ты – единственный ребенок в семье, Клер. И этот живодер Фредерик со своим расчетливым папашей наверняка зарятся на тебя и твое добро. С их страстью к скотоводству лишний кусок земли всегда кстати. Жиро богаты, и при этом они – страшные люди. Страшные!

– Тут можешь быть спокоен, Фредерик мне противен! Разве я могу полюбить человека, застрелившего мою собаку, когда я умоляла его этого не делать?

Клер чмокнула старинного друга в плохо выбритую щеку, бросила прощальный взгляд на волчонка.

– Приду завтра, и ты сочинишь свою басню. Обещай!

Базиль что-то буркнул в ответ. Он как раз раскуривал трубку с помощью трутовой зажигалки, зажав в зубах вересковый мундштук.

Клер немного опасалась приема, какой могла оказать ей мать. Еще бы, уйти из дома после наступления темноты, в разгар охоты, и болтаться где-то два с лишним часа! Она тихонько толкнула дверь и вошла в дом. На первый взгляд ничего не изменилось: Бертий – за столом, Ортанс все так же стоит возле чугунной плиты, своего сокровища и гордости, потому что такие имелись только в зажиточных семьях. Тиканье часов в тишине казалось особенно громким.