Лана Фаблер - Залив Полумесяца

Нергисшах Султан повернулась к той и изумленно моргнула, увидев женщину, поразившую ее своей восточной красотой в противовес славянскому облику Бельгин Султан. У нее были очень чувственные черты лица, излучающие какое-то необъяснимое очарование – полные губы в форме сердца, серые красивые глаза, на арабский манер подведенные сурьмой, и густые темные волосы, которые она не прятала и носила распущенными. И почему, спрашивается, любовью повелителя пользуется всего лишь миловидная Бельгин Султан, когда другая его жена является такой красавицей?

Приглядевшись внимательнее, Нергисшах Султан, которая всегда умела хорошо читать людей, заметила в глазах Афсун Султан стальной блеск, не свойственный людям истинно добрым и чистым душой, как Бельгин Султан. За очарованием ее красоты крылось затаенное честолюбие и, очевидно, не такая уж невинная душа. Султанша производила впечатление человека, скрывающего свою истинную натуру от чужих глаз, но тем не менее не являющимся скверной личностью. Такой взгляд был у людей, которым довелось пережить что-то плохое, изменившее их, отчего душа их наполнилась горечью.

– Мы все очень рады видеть вас, султанша, здесь, среди нас. Признаться, вы оживили гарем своим появлением. Здесь дни так похожи друг на друга, что мы порядком заскучали, – любезно проговорила Афсун Султан, демонстрируя умение держать себя с достоинством, но в то же время холодновато, как бы держа дистанцию и показывая, что она не склонна доверять человеку сразу же после знакомства с ним.

– Благодарю вас, султанша. Я и сама испытываю облегчение от того, что мне, наконец, удалось сменить обстановку. В Текке, признаюсь вам, дни и вовсе тянутся бесконечно.

– Дай Аллах, в такую даль ты больше не отправишься, – насмешливо заметила Фатьма Султан и, наконец, повернулась к последней из непредставленных женщин. – А это младшая из дочерей повелителя – Айнур Султан.

Нергисшах Султан, проследив за ее взглядом, была ошеломлена тем, что прежде всего не обратила внимания на эту султаншу. Наверное, это объяснялось тем, что та сидела сбоку от нее, недоступная ее взору. Никогда за всю свою жизнь она не видела никого, подобной этой юной девушке с молочно-белой кожей, как будто подсвеченной изнутри и кажущейся ужасно тонкой. Глаза ее, что вызвало замешательство у Нергисшах Султан, были разными по цвету – один небесно-голубой, а другой – зеленый, как весенняя трава.

Но самым удивительным в ее неземном облике были серебристо-белые, словно зимний снег, волосы, которые крупными локонами струились по ее плечам, спине и даже возлежали на подушке, на которой султанша восседала – столь длинные и красивые, что захватывало дух. Конечно, Айнур Султан не могла не сознавать своей необычной красоты и всячески ее подчеркивала, демонстрируя любовь к роскоши и украшениям. Судя по ее облику, она откровенно предпочитала серебро любым другим драгоценным металлам. Оно выгодно подчеркивало цвет ее прекрасных волос, которые венчала тонкая диадема, изящно сплетенная будто из цветочных стеблей. А на ее шее, лишая необходимости в каких-либо других украшениях, сверкало броское ожерелье из все того же серебра с чередующимися сапфирами и изумрудами, которые, видимо, были призваны подчеркнуть ее разномастные глаза.

Но, несмотря на всю красоту, которая скорее выражалась в своей необычности, нежели в безукоризненности и чувственности черт, как у Афсун Султан, девушка выглядела болезненной. Возможно, такое впечатление создавалось из-за неестественной белизны ее кожи или же ее худобы, но со всей очевидностью султанша не могла похвастаться крепким здоровьем. Во всем ее облике сквозила хрупкость, вызывающая безотчетное желание с особой осторожностью обращаться с нею, как с ценнейшей фарфоровой вазой, которая от любого резкого движения может разбиться.

Нергисшах Султан плохо помнила мать девушки, которую пару раз видела в детстве, когда еще с матерью приезжала в Топкапы на праздники, и на нее Айнур Султан совершенно не была похожа. Эмине Султан была эффектной, высокой, статной женщиной с пышной фигурой и золотыми волосами, которая обожала яркие вычурные наряды и золото. Взгляд ее был полон неистово полыхающих чувств, высокомерным и самоуверенным, а улыбка демонстрировала превосходство и тщеславие красивой женщины.

Дочь же ее была пониже ростом, худощавая и бледная до болезненности, с тонкой осиной талией и едва-едва обрисовавшейся грудью в скромном декольте бледно-голубого шелкового платья, рукава которого были отделаны целомудренным белым кружевом. Взгляд ее был чистым и ясным, без какого-либо определенного выражения. Улыбалась она, как настоящий ангел – мягко, кротко и нежно. Айнур Султан даже сидела изящно и скромно, как благовоспитанная девушка, которая не привыкла выставлять свою прелесть напоказ и уж тем более гордиться ею. И волосы ее казались не расплавленным золотом, как у ее матери, а тончайшими нитями серебра. Они с Эмине Султан были словно горячее пылкое солнце и холодная романтичная луна – совершенно разные, но в то же время неразрывно связанные между собой.