Мари Вайлет - Вишневое Послевкусие

– Что же, по-твоему, дает человеку веру в любовь и искренность, как не хорошо написанный роман? – поинтересовалась я.

– Музыка. Поэзия. Подлинное искусство.

– Ты делишь искусство на настоящее и нет?

– Ни в коем случае. Искусство – вещь, не привязанная к одному мнению, Джулия. Оно позволяет человеку самому решать, стоит ли возносить мечты и надежды, либо провалиться с ними в бездну отчаяния. Но называться таковым может лишь то, что покоряет разумы людей глубже мимолетных романтических страстей, описанных в книгах.

Я улавливала нить его мыслей, но не собиралась легко соглашаться.

– Смею заметить, Эрик, что, если бы ты отважился прочесть ту же «Гордость и Предубеждение» , ты бы наткнулся на мысль героини, которая считает, что плохая поэзия способна убить человеческие чувства.

– Именно поэтому я не читаю подобные романы, Джулия. Потому что я не разделяю искусство на плохое и хорошее. А вот творчество – как раз наоборот.

– Не вижу различий между этими понятиями.

– Объясню проще, – он одарил меня снисходительной улыбкой и продолжил: – Ты говоришь о мнениях героев, которые чаще всего представлены читателю плохими или хорошими. Такие герои мыслят однобоко и заставляют читателя разделять их точку зрения. Такие романы создают новые человеческие ценности. Как ты и сказала, учат возносить любовь, например. В то время как искусство… – он запнулся, наморщив лоб, словно искал подходящие слова: – Оно просто отражает действительность. А действительность – вещь многоликая. И у нее редко есть какие-либо рамки.

Я задумалась. Не знаю, как мы перешли от литературы к философии, но Эрик, хоть и казался поверхностным и несерьезным, говорил о действительно интересных вещах.

Догорающее в камине полено разломилось с характерным треском.

– Думаю, разговор зашел в никуда, – подытожил Эрнест и добавил: – Помимо индивидуального восприятия существует еще и критика.

– Разумеется, – Мэлтон потянулся к своему бокалу: – Люди, сидящие на диванчиках, читающие толстые книги с умным видом и думающие, что знают, как могло бы быть лучше. Кажется, ты забыл, Эрнест, что я пропускаю критику мимо ушей.

– Кажется, именно ты не дал мне этого забыть, когда прислал то письмо почти четыре года назад.

– Письмо? – удивленно спросила я.

– Ага. Эрик однажды принял эгоистичное решение покинуть страну и, испугавшись моей «дружеской критики» , даже не удосужился прийти попрощаться, – в голосе Эрнеста просквозили нотки иронии и, как мне показалось, обиды, хотя улыбка не сходила с его губ. Он потянулся за бутылкой, чтобы долить остатки ликера в свой опустевший бокал, и закончил: – Вместо этого в день отъезда он прислал мне чудный запечатанный конверт.

– Простите, такова моя натура. И я в очередной раз приношу свои глубочайшие извинения, – Эрик ободряюще поднял руку, словно предлагал тост: – Это было очень глупо с моей стороны, но я был юн, импульсивен и волен поступать, как мне вздумается.

– Как будто что-то изменилось, – с каким-то печальным весельем заметил Эрнест и поднял над головой бокал: – Ура!

В гостиной повисла тишина. Я почувствовала неловкость, словно стала свидетелем семейной ссоры.

– У нас завтра конная прогулка с утра, ты не забыла, mon c œ ur 11 11 Франц. : Мое сердце. ? – заметив мое смятение, поинтересовался Эрнест.

Я с трудом сдержала неуместную улыбку.

– Разумеется. Попрошу Лиз разбудить меня пораньше, чтобы успеть позавтракать, – я невольно покосилась на пустые бутылки и выпалила: – Могу попросить ее разбудить и тебя.

Мужчины рассмеялись, и я мысленно выдохнула.

– А ты умеешь держаться в седле? – невзначай спросила я у Эрика. Он кивнул. – Почему бы тебе не присоединиться к нам?

– Боюсь, мне придется отказаться, миледи, – он со стоном потянулся. – Хочу немного передохнуть с дороги.

– В следующий раз постарайся найти причину весомее, – Эрнест наконец допил свой напиток, и пустой бокал со звоном опустился на стеклянный столик.

– В следующий раз? – я медленно перевела удивленный взгляд с Эрнеста на Эрика и обратно. – Мэл… Эрик задержится на несколько дней?

– Я надеялся, он станет моим свидетелем на свадьбе, – Эрнест пытливо прищурился.

– До сентября? – Мэлтон поморщился. – Это слишком долго. Я не смогу пропустить такой праздник, но, боюсь, до него нам хоть раз, но все-таки придется расстаться. А вот до вашей следующей конной прогулки я скорее всего задержусь.