Оксана Крюкова - Киевская Русь. Волк

Выехал к Борису сам Волк на коне черногривом и статном. Борис внимательно к воеводе присмотрелся, уж больно черты знакомые.

– Ты?! – изумился царь, да сердце его еще больше жажда мести обуяла. Ведь именно этот вой русский его в побег обратил, да еще и девицу на откуп потребовал.

Волк лишь ухмыльнулся.

– Я. А ты еще кого-то ждал, Борис? – ответил воевода дерзко, никакой чести царскому достоинству не оказывая. Для него Борис был лишь псом трусливым. Вон сколько воинов привел, чтоб малую дружину русичей сразить!

– Слушай мои условия, воевода, – пренебрежительно сказал царь. – У меня войско грозное. Не выдержит дружина твоя малая моего натиска, все погибнете. А коли сам град мой отдашь, разрешу уйти вам целыми и невредимыми.

Волк слушал, что царь говорит, да вида не показывал, какая ярость его охватила от наглых слов болгарина.

– И еще, – добавил Борис, – возвернешь мне Тодорку славную.

Волк от столь неожиданного требования сначала замер, а потом рассмеялся во всю грудь, оскорбив Бориса своим невежеством. Но царь сдержал гнев. Еще успеет отомстить за все наглому русичу.

– Так ты из-за нее сюда пришел? – продолжал смеяться воевода Переяславский, не обращая внимания на побледневшее лицо царя. – Да еще такое войско собрал. Вои твои-то знают, что за бабу биться идут? – съязвил Волк.

– Не твоего ума дело! – крикнул царь. – Сам ты тоже, помнится, из-за нее бился.

Волк сразу умолк. Борис ведь правду сказал. Он тоже когда-то из-за нее первый в град полез, шкуру свою подставляя. Но на царские слова лишь блеснул воевода глазами серыми да холодными.

– Девку свою можешь забирать! Я с ней вдоволь уже навеселился. Более в ней не нуждаюсь. А вот град наш славный да русский Переяславец я тебе, Борис, так просто не отдам. Много кровушки прольется византийской да болгарской. Это я тебе обещаю, – и сверкнул глазами на царя, как мечом воздух прорезал.

– Посмотрим, – лишь ответил Борис, к своим коня поворачивая.

Волк тоже повернул своего коня к граду. Так ни о чем и не сговорились они с царем. Да и не ради того Борис на толк вызывал воеводу. Не затем пришел с войском великим, чтобы русичей живыми отпустить. Про Тодорку свою разузнать хотел, жива ли.

Понимал то Волк, да на душе гадко было. Эх, Мстислав, Мстислав, на брата своего названого меч поднял ради девки поганой! Когда Борис град займет, в чем Волк не сомневался, она сразу полюбовнику своему бывшему на шею кинется. Чай, не забыла еще, как в шелках и жемчугах хаживала да важной птицей была при болгарах. Не будет долго выбирать между царем и простым сотником. Эх, Мстислав, не за ту погибать станешь!

Как за Волком ворота Переяславца закрылись, воевода сразу всех к атаке вражеской готовить стал. Лучники, копейщики, конные – все к битве приготовились. На стенах и под стенами стоял простой люд с песком, против огня приготовленным, с водой в бочках да с маслом кипящим, что на головы польется, как только враг по стенам карабкаться станет.

Мстислав как мог упрашивал Святославу в тереме своем отсиживаться. Да только девица, гордо голову подняв и сверкнув глазами изумрудными, ответила строго:

– Ты что, мне, Тодорке славной, предлагаешь тут отсиживаться, пока мой люд гибнуть станет? Не бывать тому! Это мой град, этой мой люд, хоть вы и под себя его подгребли. Но они мне верят, и я должна быть рядом с ними! Да и жених мне мой дорог. Чтоб не защитила его и не помогла, пока он врагов на стенах бить станет? Не бывать тому!

Мстислав ничего не нашелся ответить, только посмотрел на невесту свою восхищенно. Хороших сыновей ему нарожает, достойных и смелых, как она сама!

***

А тем временем битва на стенах града уже началась. Царь Борис Второй сам указывал, где град штурмовать, помнил, где стены прохудились. Да не учел, что русичи те места укрепили. Однако Борис о том не задумался, посылая все новых и новых осаждающих.

Воины его к стенам лестницы приставили, да только под градом стрел русичей и от масла кипящего вниз срывались, убитые или покалеченные. Но царь новых воев слал. Не жалел своих ратников, такая его жажда мести обуяла. Волк же сверху прохаживался, ловко щитом от стрел вражеских закрываясь. Все контролировал, все примечал. Видел и полчища вражеские, что на стены лезли. Сам уже пятерых зарубил, коим все-таки удалось на стену взобраться. Сердце его ликовало, пылало жаром молодецким, крови требовало. Вот поэтому и был сам на стенах. Чем больше врагов убьет, тем слаще ему будет да радостнее.