Джулия Куин: Ночь наслаждений

Он пытался говорить, но не находил подходящих слов. И к тому же только Маркус его слышал.

– Тебе лучше отойти, – мрачно заметил Маркус.

– Он…

Дэниел пытался задать единственный имевший значение вопрос, но задохнулся.

И упал без сознания.

Когда Дэниел пришел в себя, оказалось, что он лежал в кровати Маркуса с перевязанной рукой. Маркус сидел в ближайшем кресле, глядя в окно, за которым сияло полуденное солнце. Услышав стон очнувшегося Дэниела, он резко повернулся к другу.

– Хью? – хрипло спросил тот.

– Он жив. По крайней мере, это все, что я слышал, когда уезжал.

Дэниел закрыл глаза.

– Что я наделал? – прошептал он.

– У него вместо ноги кровавая каша. Ты попал в артерию.

– Я не хотел.

Звучало это жалко, но было правдой.

– Знаю.

Маркус повернулся к окну.

– Ты ужасный стрелок.

– Я поскользнулся. Трава была мокрой.

Он не знал, почему вообще это говорит. Все это не важно. Не важно, если Хью умрет.

Проклятье, они ведь были друзьями. Самый ужасный идиотизм в том, что они были друзьями. Он и Хью знали друг друга много лет, с первого семестра в Итоне.

Но он был пьян, и Хью был пьян, и все были пьяны, кроме Маркуса, который никогда не пил больше одной порции виски.

– Как твоя рука? – осведомился Маркус.

– Болит.

Маркус кивнул.

– И хорошо, что болит, – буркнул Дэниел, отводя глаза.

Маркус, возможно, снова кивнул.

– Мои родственники знают?

– Понятия не имею. Если и не знают, скоро узнают.

Дэниел с трудом сглотнул. Что бы ни произошло дальше, он станет парией, и это отразится на всей семье. Его старшие сестры замужем. Но дебют Хонории состоялся совсем недавно. Кто теперь на ней женится?

И он даже думать боялся о том, что станет с матерью.

– Я должен покинуть страну, – без обиняков сказал Дэниел.

– Он еще не умер.

Дэниел повернулся к другу, не в силах поверить прямоте такого заявления.

– Если он выживет, тебе необязательно уезжать, – пояснил Маркус.

Верно, что ни говори, но Дэниел и представить не мог, что Хью выкарабкается. Он видел кровь. Видел рану. Черт, он даже видел кость, обнаженную белую кость!

Никто не выживает после такого ранения. Если его не убьет потеря крови, прикончит инфекция.

– Мне следует поехать к нему, – решил наконец Дэниел, пытаясь сесть. Даже перекинул ноги через край кровати и почти коснулся пола, как раз в тот момент, когда Маркус к нему подбежал.

– Это не слишком мудрая идея, – предупредил он.

– Мне нужно объяснить, что я не хотел его ранить.

Брови Маркуса поднялись:

– Вряд ли это теперь играет какую-то роль.

– Для меня играет.

– Вполне возможно, там присутствует магистрат.

– Если бы он хотел меня арестовать, давно бы нашел здесь.

Маркус обдумал сказанное и наконец отступил:

– Ты прав.

Он протянул руку, и Дэниел вцепился в нее, чтобы не упасть.

– Я играл в карты, – глухо сказал он, – потому что именно так джентльмены проводят время. А когда он назвал меня шулером, я вызвал его на дуэль, потому что именно так поступают джентльмены.

– Не изводи себя, – посоветовал Маркус.

– Подожди, – мрачно бросил Дэниел. Он закончит. Есть вещи, которые просто необходимо высказать.

Сверкая глазами, он повернулся к Маркусу:

– Я стрелял в сторону, потому что именно так пристало джентльмену, – яростно прошипел он. – И я промахнулся. Я промахнулся и ранил его, и теперь собираюсь, черт возьми, сделать именно то, что делает любой человек: пойти к нему и сказать, что сожалею. И попросить прощения.

– Я отвезу тебя туда, – коротко ответил Маркус. Да что же еще он мог ответить?

Хью был вторым сыном маркиза Рамсгейта, по-этому его отвезли в отцовский дом, недалеко от дворца Сент-Джеймс. Дэниелу не потребовалось много времени, чтобы понять, что там он – нежеланный гость.

– Вы! – прогремел лорд Рамсгейт, указывая на Дэниела, словно обличал самого дьявола. – Как вы смеете показываться здесь?!

Дэниел старался стоять неподвижно. У Рамсгейта было полное право злиться. Он в шоке. Он скорбит.

– Я приехал…

– Засвидетельствовать свое почтение? – презрительно перебил маркиз. – Или принести соболезнования? Уверен, вам будет жаль услышать, что для этого еще немного рано.

Дэниел позволил себе легкий проблеск надежды.

– Так он жив?

– Едва.

– Я бы хотел извиниться, – сухо пояснил Дэниел.

Глаза Рамсгейта, и без того навыкате, стали невероятно огромными.

– Извиниться? В самом деле? Считаете, что извинение спасет вас от виселицы, если мой сын умрет?