– Неужели мы уже должны ехать? Я непременно сделаю что-нибудь не так, и твоя мать меня возненавидит, а ты – что бы ты ни говорил сейчас – снова станешь «суровым герцогом», и это меня обидит, и я скажу какую-нибудь глупость, а ты замкнешься, и…
Макс крепче сжал ее плечи.
– Софи, я был глупцом, но я сделаю все, чтобы исправиться. Ты для меня важнее всего, понимаешь? Ты самое главное. Если кто-нибудь, моя мать, да кто угодно, поставит тебя в неловкое положение – поступай, как считаешь нужным. Или скажи мне, и мы разберемся с этим вместе. Я верю тебе во сто крат больше, чем себе самому. Живи, как велит твое прекрасное сердце, и мне, да и всем вокруг, будет только лучше. А если я снова стану «суровым герцогом»… просто ударь меня. Я больше не хочу жить как прежде. Мне надо, чтобы ты была счастлива. Поверь, я ничего в жизни так не хотел. Не слушай никого, живи по своим правилам, а если мы в чем-то не сойдемся, мы с этим справимся. Вместе! Понимаешь?
Софи кивнула и, прислонившись щекой к его плечу, крепко зажмурила глаза. Их жгли слезы. Она так любила Макса, что иногда это казалось невыносимым. Конечно, у них будут проблемы. Много проблем. Но она постарается быть смелой и открыто говорить о них.
Софи слушала ровные удары его сердца, и ей хотелось продлить этот прекрасный момент. Теперь она знала, что нужна Максу, и многое из того, что, как ей казалось, стояло между ними, стало фундаментом моста любви, соединившего их. Даже маска недоверчивого, сурового герцога оказалась всего лишь защитной стеной, за которой скрывалась его удивительная душа, которую она так любила. Софи чувствовала себя очень, очень счастливой. И становилась очень сентиментальной. Засмеявшись, она слегка отодвинулась.
– Чему ты смеешься? – спросил Макс, и его глаза заулыбались в ответ.
«Вот так и выглядит любовь», – подумала Софи. Она и раньше видела ее в глазах Макса, но не могла распознать.
– Мне вдруг пришло в голову, что, если бы не Мармадюк, я бы никогда тебя не встретила.
Макс усмехнулся. Он убрал назад упавшую ей на лицо прядь волос. Движение было медленным и нежным, как будто он хотел стереть все страхи и боль, мучившие ее последние недели. И она верила ему. Пожалуй, впервые в жизни Софи доверяла себя другому человеку. Всю себя, как есть.
– Никогда не думал, что своим счастьем буду обязан мопсу. – Голос Макса был таким же теплым и ласковым, как и его руки, скользившие по ее обнаженным плечам и рукам. – Мы должны обеспечить ему особенный уход.
– Не только Мармадюку, – прошептала Софи.
Она любила, когда Макс прикасался к нежной коже тыльной стороны ее руки. Как в тот день, когда он сделал ей предложение – кажется, это было только вчера, – он взял ее за руку и нежно поцеловал выше локтя.
– Какое счастье, что армия так хорошо натренировала тебя. Иначе ты мог бы не остановиться, когда я крикнула «стоять».
– Есть еще какие-нибудь команды, которым ты хочешь меня обучить, моя милая сумасбродка?
Его смеющийся голос наполнил Софи радостью. Наконец-то она свободна. И он принадлежит ей.
– Да, я хочу видеть тебя и ласкать тебя, – мечтательно произнесла она.
На секунду Макс замер, а потом заключил Софи в жаркие объятия. Она засмеялась, радуясь тому, что ее слова имеют такую власть над ним. Подчиняясь его силе, Софи выгнулась к нему и, почувствовав, как из глубины поднимается горячее нетерпеливое желание, застонала. Словно отвечая ей, руки Макса скользнули по ее спине и ниже, а его движения стали более резкими и страстными, как отражение ее нетерпения. Он был великолепен, и он принадлежал ей. И ей больше не нужно было скрывать свою любовь.
Софи обхватила его за шею и потянула к себе.
– Еще одна команда, Макс, – задыхаясь, шепнула она.
– Все, что пожелаешь!
– Лежать, дюк!..
Дюк ( лат. ) – герцог.
Спенсер – короткий дамский жакет с длинными рукавами, популярный в эпоху ампирной моды, с 1790-х до 1820-х годов.
Порыв ветра ( фр. ).
Лауданум ( лат. Laudanum) – опиумная настойка на спирту.
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу