Элизабет Бикон - Возраст чувственности

— Я безмерно благодарен тебе за все, что ты сделал, Гарри. Сейчас, когда Фуше узнал, что я не простой торговец, им могла бы грозить опасность. Только благодаря тебе я смог найти порядочных людей и дать детям спокойную жизнь.

— И все же ты так и не сказал мне, где находится ребенок Хебе. Два других, которых ты вытащил из ада перед самой гибелью их родителей, тоже могли остаться в семье. — Бовуд фыркнул и отвернулся.

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше, учитывая, что глава полиции Бонапарта пойдет на все, чтобы уничтожить шпионское кольцо, что ему почти удалось, поскольку он немало вытянул из Хебе ле Курте, прежде чем тюремщики, перестаравшись с пытками, ее убили. Если бы ему удалось добраться до дочери Хебе, нам всем пришел бы конец.

— Не все люди столь милосердны, как ты, Джеймс, — заметил Бовуд.

Сочтя время неподходящим для воспоминаний о том, как ледяная рука сжимает шею, Джеймс запретил себе думать об этом и о том, насколько безжалостным может в определенных обстоятельствах быть его приятель. Мысли о неудавшейся операции в Париже заняли все его внимание, приглушили радостные возгласы детей и веселый щебет малиновки, устроившейся на ветке дерева. Непонятно, почему его не покидает желание вернуться туда и выяснить, что произошло? Перед глазами всплывали картины изуродованного тела любовницы, выброшенного на темную аллею в парке в самом центре города, следы усердия пытавших ее тюремщиков наводили ужас даже сейчас, стереть воспоминание не смогло даже мирное и солнечное воскресное утро. Ребенку Хебе не было еще и трех лет, скорее всего, малышка не вспомнит свою безрассудную красавицу мать.

— Это не милосердие, в чувство вины, — резко ответил Джеймс.

— Ты взвалил на себя заботу о ребенке той, с которой пару раз развлекся, и говоришь, что тобой движет чувство вины?

Бовуд позволил себе высказаться резче, чем следовало, и Джеймс взглядом предупредил его, что стоит быть сдержаннее.

— Положим, я заслужил эти муки, учитывая, что я сделал и не сделал за последние несколько лет.

— Общество ошибается на твой счет, Джеймс Уинтерли. В душе ты монах, а не праздный повеса.

— Ты и сейчас так считаешь? — усмехнулся он, подумав, как бы отреагировал монах на появившиеся у него неотступные мысли о старшей дочери преподобного Финча.

Первым желанием было снять с нее ужасный капор и провести рукой по роскошным золотистым волосам, увидеть, как смягчаются черты ее лица, что неминуемо должно было произойти при его появлении. Это подсказывал ему богатый опыт.

— Джеймс, лошади уже застоялись! — крикнул брат, переминавшийся с ноги на ногу в ожидании.

Усилием воли Джеймс выбросил из головы все, связанное с прошлым, а с ним и образ дочери священника в ее полумонашеском наряде.

— Я ничего не имею против того, чтобы пройтись пешком, Люк, — отмахнулся он несколько раздраженно. Всякий раз, глядя на брата, Джеймс вспоминал об их натянутых отношениях, и это особенно печалило в столь погожий воскресный день.

— Разумеется, ты можешь прогуляться, но что будет, если эти новенькие сапоги вдруг покроются пылью или на них, упаси бог, появится царапина?

— Отдам камердинеру, — пожал плечами Джеймс. — Конечно, сам я их больше не надену. — Он вздохнул с таким видом, будто состояние гардероба тревожило его значительно больше, чем мнение брата.

— Ох и щеголь, — пробормотал лорд Фарензе. Джеймс улыбнулся. Это именно та реакция, которой он ожидал, так почему слова должны его задевать?

— Не обращай внимания, Люк, — вступила в разговор леди Хлоя Уинтерли, виконтесса Фарензе, посмотрев на мужа так, как и должна смотреть женщина, чей брак длился всего шесть месяцев. — Джеймс тебя дразнит.

Уинтерли не был уверен, нравятся ли ему такие качества своего характера, как остроумие и доброта. Сейчас, когда рядом находился всегда державшийся настороженно Бовуд, он был недоволен поведением брата, позволившего себе вынести на обозрение присутствующих сложности в их отношениях. В конце концов, именно из-за Люка Джеймс оказался втянутым в столь рискованное дело, и Бовуд был одним из немногих, кто знал о жизни братьев Уинтерли.

И как могло быть иначе, если летом, когда им было по семнадцать, а Люк только женился на коварной интриганке Памеле, Джеймс сам примчался в дом школьного друга и выдал Гарри все секреты. Как хорошо, что Люк все же нашел счастье во втором браке, хотя ему и потребовалось почти десять лет для осознания простой истины: жить без женщины, которую не смог разлюбить, он не сможет. Джеймс с содроганием вспоминал, что с братьями Уинтерли сделала Памела. Казалось, ее призрак и сейчас где-то рядом с удовольствием наблюдает, к чему привел раскол в их отношениях, тщательно ею организованный.