Ольга Михайлова - Святой в миру

Но в остальное время мистер Коркоран отнюдь не предавался отчаянию, он разгрёб свои завалы и гербарные прессы, собрался в дорогу, несмотря на все просьбы Дорана остаться на свадьбу. Уговаривал его остаться и Стэнтон, чувствовавший себя намного лучше. Известие о помолвке сестры и случайном отравлении приятелей он воспринял очень спокойно — постарался Коркоран, подмешавший ему в вино успокоительной настойки, нагло мотивируя это тем, что больному нельзя волноваться по пустякам.

Но приглашение на свадьбу отверг.

— Теперь мы породнимся, Патрик, и конечно, будем видеться чаще. Я даже готов, если вы предложите мне эту честь, крестить вашего первенца. Но сразу после похорон я уеду — меня, клянусь, действительно ждут дела в Болонье. Я должен читать лекции с половины сентября, кроме того… Что вы так смотрите на меня, Доран? — осёкся он.

Доран действительно оторопел.

— После… после каких похорон?

Коркоран смутился.

— Я… хотел сказать… после. Просто оговорился.

Патрик Доран внимательно вгляделся в Кристиана Коркорана. Тот покраснел, пошёл пятнами, поспешил уйти. Неожиданно Доран понял, что Коркоран солгал. И вовсе он не оговорился. Он сказал то, что думал. Это понимание было столь явственно, что Доран растерялся. Человек этот, оказывается, подлинно лгал нечасто, если слова лжи в его устах столь резко отличались от обычно роняемых им. Но почему он лгал? Зачем? После каких похорон он уедет? Стэнтон уже с их помощью вставал, сидел несколько часов на шезлонге балкона, опасения врачей о чахотке, по счастью, не подтвердились, ел с аппетитом и, как надеялся теперь Редклиф, через месяца два-три мистер Стэнтон сможет полностью поправиться. Правда, он вряд ли сможет иметь детей, парализовав ужасом Дорана, проронил Гилфорд.

Выздоравливали и мистер Морган с мистером Кэмпбеллом.

Увы, граф и доктора обнадёжились напрасно. Улучшение было совсем непродолжительным. Мистер Коркоран напророчил верно. Смерть мистера Моргана и мистера Кэмпбелла после короткой ремиссии наступила на шестой день, несмотря на все усилия мистера Рэдклифа и мистера Гилфорда.

— Вы это знали? Вы знали, что они обречены? — вопрос Дорана был задан Коркорану в сарае, где тот присматривал за работой плотников, давая дурацкие советы по скреплению крышек гробов гвоздями. Было слишком заметно, что наглый шалопай откровенно ликует, упивается случившимся, несмотря на все высказываемые вслух вежливые сожаления и слова скорби. Шельмец ни чуточки не скорбел. — Вы всё знали, вы же сразу сказали про плотника.

Теперь мистер Коркоран не лгал. Он выглядел как сытый кот, налакавшийся сливок.

— Ещё бы я не знал, Доран. Никто не выживал от этой дьявольской отравы, но я не знал, как действует вытяжка бледной поганки в сочетании с вином. Вдруг вино повлияло бы на вирулентность яда? Надежда не покидала меня, я свято верил, что отравленная сталь дойдёт по назначению, славил Господа за милости его, но… просто несколько… сомневался. Нет, сомнения искусительны и грешны, тем более — сомнения в Божественной справедливости, и клянусь вам, молясь ночами, я верил. Ведь рядом стояла бутыль с экстрактом пустырника, а слева — та самая настойка мистера Нортона, что столь хорошо отчистила перед смертью его кишечник. Что бы было, если бы дурочка схватила их? Страшно подумать!

— Не спрашиваю, не сожалеете ли вы о случившемся, и не жаль ли вам несчастных…

— Ну, ещё бы! Зачем и задавать столь идиотские вопросы, Доран? Но теперь — молитвы мои исполнены. Мне здесь больше делать нечего. Стези мои определены. В это чёртово время единственный способ сохранить себя — уйти от суеты. Хватит с меня морганов, кэмпбеллов, нортонов. Этих джентльменов упокоить в их имениях нельзя, ибо имения давно пущены по ветру. Они будут похоронены здесь. — На лице мистера Коркорана проступило выражение торжествующее. — До похорон я никуда не уеду, Доран. Я должен это видеть…

— Господи, Кристиан… Вы хоть вслух не высказывали бы подобные мысли.

— Это ещё почему?

Доран молча смотрел на смеющегося Коркорана, Святого в миру, Гамлета шестого акта. Махнул рукой. Этого человека не изменить… да и надо ли менять? Он рассмеялся.

— Вы неисправимы, Коркоран.

— «Сколько времени человек пролежит в земле, пока не сгниёт, если он не сгнил раньше смерти — ведь нынче много таких гнилых покойников, которые и похороны едва выдерживают…»

— О, Господи, ну как вы можете?

— Полно, Доран, моё ликование — праведно, оно есть уверение в силе и мощи длани Господней! Но, подумайте, разве это — не зов? Разве избавление меня от оплаты моих векселей — не призыв? И вы ещё удивляетесь, что я спешу в Италию?