Блайт Гиффорд - Любовные ошибки леди Валери

Гил подошел к окну, выглянул наружу и, не поворачиваясь к ней, заговорил.

– Вы сказали, что я должен знать, что я получаю, – сказал он. – Что никто не покупает лошадь, не осмотрев вначале зубы и бабки…

Наконец он повернулся к ней лицом. Она попыталась понять, о чем он думает. Опечалила или разозлила она его своими вопросами?

– Вы тоже имеете право знать про меня. – Жестом он велел ей сесть.

Рядом с кроватью стоял маленький табурет. Валери машинально провела рукой по сиденью, проверяя, вытерли ли пыль, села и сложила руки на коленях.

Он заговорил не сразу. Какое-то время стоял, глядя в окно, потом окинул рассеянным взглядом комнату. Какие воспоминания здесь таились? Наконец он посмотрел на нее в упор и вздохнул.

– Моя мать – урожденная Бруэн.

Бруэн… Само звучание фамилии казалось зловещим. Она слышала такие страшные истории, что в них невозможно было поверить. Истории о том, что случилось еще до ее рождения: представители этой семьи занимались вымогательством, похищали и насиловали женщин… Кто-то говорил о священниках, которые исчезали бесследно…

– Но ведь это было много лет назад, – сказала она, как будто время способно стереть зло.

– Все началось еще до того, как на престол взошел нынешний король, до того, как мы начали воевать с Францией. Сорок с лишним лет назад.

Однако мужчины по-прежнему крестились, слыша зловещую фамилию. И теперь этот человек, в чьих жилах течет проклятая кровь, будет ее мужем и разделит с ней ложе. Она сложила руки, словно для молитвы.

– Расскажите!

Какое-то время он молча смотрел на нее.

– У моего дедушки Бруэна было семеро сыновей и одна дочь. Дочерью была моя мать.

Гил терпеть не мог рассказывать; он не любил оживлять прошлое, о котором больше всего хотелось забыть. Но раз никто не открыл ей правды, он должен во все ее посвятить.

«Семеро сыновей Бруэна. Больше, чем способна вынести земля».

Он с детства знал, что его родственники греховны. Его мать, самая младшая представительница рода, вышла замуж за Волфорда, но все равно не могла избавиться от пятна. Его отец умер, когда он был совсем мал, и Гил с матерью жили в замке Бруэнов.

Его называли Замком плачущих ветров. Кровь запачкала его стены и пропитала землю, в которой по-прежнему зарыты доказательства грехов его родичей. О них он говорить не станет, даже сейчас.

Дед поддерживал видимость респектабельности, но Гил замечал, как его дяди приезжали и уезжали в любой час, прячась под защиту замковых стен, если правосудие оказывалось слишком близко. Лишь одному из братьев, как считалось, удалось избежать проклятия – он стал священником.

Семья была окружена дурной славой за одно или даже два поколения до рождения Гила. Во всяком случае, до того, как нынешний король укрепил свою власть; до того, как можно было заработать целое состояние на заложниках-французах, которых брали в плен ради выкупа. В то тревожное время легко было быть самому себе законом.

Мать называла своих братьев добродетельными; уверяла, что они борются с продажными церковниками. Гил, конечно, не знал обо всем, что они творили. И только когда он уехал из дому, чтобы получить воспитание в замке Лосфорд, он в полной мере понял, что значит быть Бруэном.

Много лет он гадал, почему такой влиятельный человек взял его к себе. Лишь гораздо позже он выяснил, что по крайней мере один его дядя сражался бок о бок с королем во Франции. Бруэнам простили их прегрешения, потому что с их помощью удалось одержать славную победу при Креси.

Королю иногда пригождаются даже разбойники.

Граф взял Гила к себе по просьбе короля; несомненно, он надеялся держать его как можно дальше от дурного влияния родни.

Младший брат Гила ушел в монастырь – возможно, чтобы замаливать грехи своих родственников. Гил выбрал искупление войной, способ доказать свою честь и бежать в чужую страну.

Он служил оруженосцем Лосфорда во Франции, так что у него была масса возможностей добиться цели. Во всех стычках, на всех поединках он придерживался кодекса рыцарства. Если какие-то оруженосцы иногда прикарманивали монеты или безделушки, найденные у врагов, он никогда так не поступал. В гуще боя некоторые рыцари могли добить упавшего, а не взять его живым; ими руководила не столько жадность, сколько страх. Гил с самого начала поклялся, что всегда будет драться честно, пусть даже ценой собственной жизни. Ему хотелось завоевать уважение; иначе его существование оставалось жалким.