Сабрина Джеффрис: Страсть герцога [litres]

– Боюсь, что смог бы и отправил. Если он готов попрать волю нашего умершего отца, он сделает что угодно. – Дом поглядел в окно, за которым Джордж понукал своих людей. – Кроме того, подозреваю, что даже если бы я был достаточно жестоким для того, чтобы сдать ему Тристана, это вряд ли принесло бы мне что-то, кроме жизни в рабстве у Джорджа. Он бы вновь и вновь использовал свое состояние для того, чтобы вынуждать меня участвовать в своих интригах, а я отказываюсь жить подобным образом.

– Но как ты будешь жить? – спросила Лизетт.

Дом был и ее братом, и она не хотела, чтобы он страдал.

Дом поднял ее подбородок.

– Я – взрослый мужчина, девочка моя. Я могу о себе позаботиться. Возможно, я и не достиг того этапа в своем юридическом образовании, что позволил бы мне работать клерком или поверенным, но у меня есть друг в «Ищейках с Боу-стрит» 7 7 «Bow Street Runners» – созданное в 1749 году английским писателем и драматургом Генри Филдингом (1707—1754) общество, считающееся первым профессиональным полицейским подразделением Лондона. , который наймет меня, оценив, насколько качественно это образование. – Он посмотрел на маман. – Меня больше волнует, как будете жить вы трое.

Маман расправила плечи.

– Мы вместе с Тристаном незаметно отплывем к моим родственникам в Тулон.

Дом нахмурился.

– Это означает оставить позади всю свою жизнь.

– Не всю, – ответила маман. – У меня есть мои дети. Кроме того, мое имущество купил мне твой папá, так что Джордж все равно заявит, что оно принадлежит поместью. – Она вздернула подбородок. – А я не позволю обвинить в воровстве себя . Или Лизетт. Мы заберем лишь свою одежду.

– Но как вы будете жить во Франции? – спросил Дом.

– Я могу вновь стать актрисой. – С напускной скромностью маман склонила голову на бок. – Я ведь по-прежнему все еще молода и хороша собой, разве нет?

Дом улыбнулся ее кокетству.

– Да. И у вас будут деньги, которые Тристан выручил за коня.

– Он не должен оставлять их себе, – прошептала маман.

– Да нет, должен. Отец хотел, чтобы он забрал коня себе. – Выражение лица Дома стало задумчивым. – По крайней мере, мы знаем, что отец хотел поступить правильно в отношении всех нас, пусть даже Джордж и помешал ему в конце.

Его лицо омрачила печаль, и Лизетт стало жаль брата.

– Папá должен был упомянуть тебя в своем завещании. Он поступил очень неправильно, не сделав этого.

– Ты сама знаешь, каким он был. Вечно исследовал новые города, острова или озера, – голос Дома стал резче. – У него не было времени на такие вещи, как ответственность за семью.

– Не вини его слишком сильно, – сказала маман. – Возможно, он и не был хорош в таких вещах, но он действительно тебя любил. – Она посмотрела на Лизетт. – Он очень любил вас обоих.

Произнеся это, маман вновь расплакалась и ушла искать носовой платок. Дождавшись, когда она выйдет, Лизетт сказала:

– Да, он любил нас. Просто недостаточно.

Надеяться, что тебя спасет мужчина, было рискованно. Мужчины были ненадежны. Папá… Джордж… Даже Тристан все лишь усугубил своим гневом. Из всех мужчин, которые были для нее важными, лишь один всегда поступал правильно. Но даже несмотря на все свое желание помочь, Дом мало что мог сделать, кроме как отправить их во Францию.

Маман была неправа, доверившись папá. Ей и ее детям это принесло лишь горе.

В слезах Лизетт ринулась прочь. Она никогда не будет столь глупа. Она начнет жить своей собственной жизнью, едва ей представится такая возможность, чего бы это ни стоило. Никогда в жизни она больше не столкнется с таким предательством.

За все время от Тристана не было ни единого письма.

Туманное утреннее небо уже приобрело более светлый оттенок серого, когда Лизетт бросила письмо Дому на стол. Удивляться было нечему. Когда она покидала Париж, Тристан пообещал писать ей раз в неделю. Поначалу он писал исправно, однако затем письма от Тристана перестали приходить, и вот уже два месяца от него не было ни строчки.

Лизетт разрывалась между тревожными мыслями о том, что могло произойти с Тристаном, и желанием подвесить своего нерадивого брата за ноги, чтобы тот почувствовал, что такое быть в подвешенном состоянии.

– Уверена, что не хочешь съездить со мной по этому вопросу в Эдинбург? – спросил Дом. – Ты могла бы делать для меня записи.

Лизетт взглянула на своего сводного брата, лениво опершегося о дверной косяк. В свой тридцать один год он выглядел стройнее и крепче, чем в юности, и теперь у него на щеке виднелся бог знает где полученный шрам, о котором Дом наотрез отказывался говорить. Однако он по-прежнему оставался все тем же Домом.