Лара Темпл - Роковой поцелуй

Стоило Лукасу открыть дверь черного хода в доме на Спиннер-стрит, как его ноздри уловили аромат выпечки. Тревога, которая не покидала его все три дня, что его не было в Лондоне, немного отпустила.

– Доброе утро, Нора. Поттл сказал, что мисс Силвердейл и леди Фелпс здесь.

Нора придирчиво следила за тем, как он вытирает ноги.

– Мисс Оливия и леди Элспет у портнихи, но будут здесь с минуты на минуту; можете подождать их в кабинете. Мы почти закончили укладываться. Просто удивительно, сколько вещей скапливается всего за несколько недель! Как только печенье остынет, я пришлю к вам Джема. А пока – уходите.

Лукас послушно пошел наверх, хотя на самом деле он не чувствовал себя укрощенным. Ему так хотелось, чтобы Оливия оказалась здесь и ждала его! Ему нужно было, чтобы она была здесь. Он даже не подозревал, что можно так скучать по кому-то, с кем не виделся лишь несколько дней. Несмотря на желание поскорее рассказать Сэм об открытии, связанном с их отцом, едва они с Чезом выехали за пределы Лондона, он захотел вернуться. Или хотя бы взять Оливию с собой. В конце концов, она сделала всем им подарок. Она хотела восстановить доброе имя своего крестного и помочь его близким, а вместо того вернула им с Чезом и Сэм человека, которого они лишились двадцать лет назад. Теперь он лучше понимал отца – по-прежнему не лишенного недостатков, слабого и наивного, но любящего, заботливого и совестливого человека.

Даже Синклер-Холл показался ему другим. Добрые воспоминания выскакивали из углов, как робкие, но полные надежд дети, которые ждут, что их пригласят поиграть. Он намеревался создать здесь новые воспоминания. И даже новую жизнь. Он живо представлял, что здесь с ним будет Оливия… их дети…

Впервые за много лет он позволил себе роскошь подумать о будущем. Не только о любви и желании, которые владели им последние несколько недель, после того, как он познакомился с Оливией, но и о совместном счастье.

На пороге в ее кабинет он резко остановился. Пустая Стена Догадок напомнила ему открытую рану. Она сняла все свои списки, и комната сразу опустела. О ее замыслах напоминали лишь следы от булавок. И одна из пестрых шалей «мадам Булгари» по-прежнему висела на спинке стула.

Он подошел к столу, взял шаль, погладил ее. В углу стоял новый сундук, а на столе лежали аккуратные стопки документов и списки, снятые со стены. У деревянной шкатулки, которую она купила для него, она положила кусок оберточной бумаги. На него она сложила оставшиеся карандаши и разноцветные веревочки из ее паутины.

Он рассматривал все, что лежало на столе. Как ни странно, ему недоставало ее стены – загадочной, вызывающей, требующей ответов. Стена Догадок напоминала ему мысли самой Оливии. Лукас улыбнулся. Ей не понравится такое сравнение. А может, и понравится.

Со вздохом он посмотрел на часы. Он скучал по тишине первых дней на Спиннер-стрит. Надо было ценить то, что было… Как только позволят приличия, он женится на ней и увезет ее в такое место, где они смогут сколько угодно быть вдвоем. Он увезет ее в тепло, где она сможет подставить лицо солнцу. Куда-нибудь…

Все мысли улетучились, когда его взгляд упал на листок, лежащий наверху стопки.

«Лорд Синклер. Черты характера».

Он прочел то, что она написала:

«Надменный.

Властный.

Чрезмерно самоуверенный.

Эгоистичный.

Красив и прекрасно о том знает.

Думает только о себе.

Его нужно задабривать и вести.

Наживка – любопытство?»

Лукас поспешил перевернуть листки, пока «наживка любопытства» не заставила его читать дальше. Ему показалось, что бумаги жгут ему ладонь. В верхней стопке было по меньшей мере пять листов бумаги. Какие еще его недостатки она успела подметить?

Разумеется, он не имеет никакого права судить ее. Она может и будет думать о нем все, что хочет.

Нижний лист из стопки прилип к ладони. Лукас снял его, и лист упал на столешницу записью вверх. На нем оказалось всего четыре слова: «…он растерян и печален».

Он прочитал эти слова, и сердце у него запрыгало так, словно он только что боксировал с чемпионом Англии. Все правда! Как и всегда, она беспощадно точно определила его характер, извлекла суть… и воспользовалась им в своих целях.

Какое это имеет значение? Абсолютно никакого. Почему же ему так больно?

Чего он ожидал? Панегириков? Восхищения? Девичьих признаний?

Идиот!

Оливия никогда не скрывала, чего хочет от него. Да, ее к нему влекло, да она ничего и не скрывала. Для такой страстной натуры, как она, физическое влечение – мощный стимул. И ведь он в самом деле оказался ей полезен! Настолько полезен, что «растерянностью и печалью» можно было пренебречь. Она воспользовалась всем, что узнала о нем, для достижения своей цели, и вела его, как быка на веревке.