Сабрина Джеффрис - Как стать герцогиней [litres]

Он быстро оглядел ее с головы до пят и оценил ее наряд, при этом у нее не возникло неприятных ощущений, которые бывали, когда мужчины пялились на ее женские прелести, если вообще можно было говорить о «прелестях» в ее случае. Но Грейкурт не пялился, он оценивал.

– Ну, вы определенно не из слуг. Ни одна служанка так хорошо не одевается.

– Вы очень добры, сэр, – сказала она полным сарказма голосом.

Услышав этот тон, он рассмеялся.

– Скажите же мне, кто вы? Не могу догадаться. И начинаю думать, что мне хочется узнать ответ.

Ого!

В это мгновение ее спасло появление Шеридана.

– Грей! – закричал он. – Ты все-таки приехал! Мама будет так рада.

Грейкурт хлопнул единоутробного брата по плечу. Сразу было видно, что он его любит.

– Как она?

– Ей точно станет лучше, раз ты приехал, – вздохнул Шеридан.

Что это промелькнуло на лице Грейкурта? Чувство вины? Если так, то стоит быть к нему помягче. По крайней мере, Беатрис стала относиться к нему чуть-чуть лучше. Только чуть-чуть!

– Я бы приехал раньше, но я путешествовал и получил письмо только вчера, – сказал Грейкурт.

Шеридан повернулся к Беатрис, чтобы включить и ее в разговор:

– Видишь, Беа? Я же говорил тебе, что у него могли возникнуть сложности с получением сообщения.

– Да, было дело, – кивнула она. Шеридан говорил ей не только это, но она считала неразумным напоминать ему об этом, даже если Грейкурт вывел ее из себя и не пришелся ей по вкусу.

– Насколько я понимаю, вы познакомились? – спросил Шеридан.

– Нет, официально мы не были представлены друг другу, – ответил Грейкурт и бросил на нее косой взгляд, явно выражая неудовольствие, что привело ее в замешательство.

– Ну, тогда это сделаю я, – объявил Шеридан. – Беа, ты уже явно поняла, что это мой брат Грей.

– Единоутробный, – поправил его Грейкурт. – У нас только общая мать.

Шеридан нахмурился:

– Тебе обязательно нужно было это подчеркнуть?

– Если бы я этого не сделал, дама могла бы запутаться. Поскольку ты теперь наследуешь титул и становишься герцогом Эрмитэджем, она могла бы подумать, что я гораздо моложе, чем выгляжу, или незаконнорожденный. На самом деле ни то, ни другое. Поэтому я решил, что лучше сразу же прояснить положение вещей.

– Не беспокойтесь, сэр, – сказала Беатрис, мило улыбаясь Грейкурту. – Не все из нас делают выводы, не имея достаточного количества фактов.

– Правда? – произнес Грейкурт с манерной медлительностью. – Очень необычно.

– Если бы ты дал мне время представить вас друг другу, брат , то я бы пояснил моей кузине, кто ты, – едко заметил Шеридан.

После этих слов Грейкурт побледнел, к большому удовольствию Беатрис. Она была очень довольна!

– Кузине? Это дочь твоего дяди Эрми?

– Нет, его младшего брата Ламберта. Он умер много лет назад.

– Понятно. – Грейкурт посмотрел на Беатрис: – Простите мою грубость и невежливость, мисс Вулф. Я и не знал, что у Шеридана и Хейвуда имеется кузина.

– На самом деле кузина и кузен, – вставил Шеридан. – Брата Беатрис зовут Джошуа. – Потом он моргнул: – А ты что, нагрубил Беатрис?

– Это мелочи, – сказала Беатрис с натянутой улыбкой. – Герцог выразил недовольство печеньем, которое приготовлено для прощающихся. И все.

Грейкурт внимательно посмотрел на нее, его глаза блестели. Очевидно, он понял, что она не приняла его извинений или их было недостаточно.

– Да, оно ужасное, – кивнул Шеридан. – Но гробовщик заверил нас, что такое печенье обязательно подают на всех похоронах в Сэнфорте.

– Правда? – Грейкурт многозначительно посмотрел на Беатрис, и от этого взгляда она опять завелась.

– Поверьте мне: если перед отправкой похоронной процессии не подали печенье и портвейн, то все графство будет сплетничать о семье, и эти разговоры долго не утихнут, – ледяным тоном сообщила Беатрис.

– Да, все наши слуги сказали то же самое, – кивнул Шеридан. – Повариха вообще пришла в ужас от одной мысли, что мы можем их не подать. Но я все равно думаю, что это печенье ужасно. Прости, Беа.

– Да, выглядит жутко, – согласилась она, разрываясь между желанием сказать приятное кузену и желанием высунуть язык, глядя на Грейкурта. Это, конечно, было бы ребячеством, но принесло бы ей огромное удовольствие. – После похорон моего отца осталось столько этого печения, что и мы, и слуги ели его несколько месяцев. Я до сих пор не забыла его вкус. Отвратительный!

Жалость, появившаяся в глазах Грейкурта, заставила ее задуматься, не сказала ли она много лишнего. Где-то в глубине души он, наверное, был хорошим и порядочным человеком – где-то очень глубоко! – но ей все равно не нравилось, что он ее жалеет.