Сабрина Джеффрис: Как стать герцогиней [litres]

После этого Беатрис занялась коробками с печеньем, которое традиционно подают на похоронах. Коробки только сегодня привезли из кондитерской. Печенье следовало выложить на столе в прихожей, чтобы угостить тех, кто придет попрощаться с дядей Морисом. Выходя из дома, они будут брать это печенье и присоединяться к траурной процессии. Беатрис раскрыла все коробки и стала раскладывать печенье. Каждое было обернуто белой бумагой с изображением какого-то символа, связанного со смертью, бумагу склеивали черным воском.

Она содрогнулась при виде такого количества черепов, гробов, песочных часов с тонкой средней частью и перекрещенных костей, но все-таки выложила все печенье на стол, как требовалось. Потом она погрузилась в воспоминания. Когда умер отец, ей было десять лет и она чувствовала отчаяние и пустоту в душе. Она вспоминала его похороны и не услышала приближавшиеся к ней шаги. Беатрис резко дернулась, когда низкий мужской голос прозвучал у нее над ухом:

– Что это за мерзость, ради всего святого?!

Она повернулась и увидела незнакомого мужчину, все еще в пальто и шляпе, которые он не успел снять. Его пронзительный взгляд был направлен на стол у нее за спиной. Вероятно, это и был герцог Грейкурт, поскольку его траурные одежды явно шил дорогой портной и из очень качественного материала. Беатрис также заметила его внешнее сходство с Шериданом – орлиный нос, глаза цвета зеленого бутылочного стекла и высоко расположенные брови.

И это не говоря про рост. Хотя Беатрис считалась высокой для женщины, Грейкурт был выше ее как минимум сантиметров на десять, если не на пятнадцать. Его рост, одежда и суровые черты лица впечатляли и, несомненно, пугали большинство женщин.

Но только не ее. Она привыкла иметь дело с высокомерными и надменными лордами.

Грейкурт перевел свой ледяной взгляд на нее.

– Ну? – спросил он. – Что это?

– Печенье, которое принято подавать на похоронах, – холодно ответила Беатрис, обескураженная его манерами. – В нашей местности прощающимся традиционно подают такое печенье и стакан портвейна.

– Правда? – сказал он, снимая дорогую касторовую шляпу [2] Касторовые шляпы шили из шерстяного сукна, которое, в свою очередь, изготавливалось из шерсти бобра. Название происходит от слова «бобер» на латыни (castor). На протяжении трех веков они считались символами респектабельности и высокого социального статуса. – Прим. переводчика . . – Или это придумал местный гробовщик, чтобы еще увеличить счет, выставляемый людям типа моей матери? Я никогда не слышал про такую традицию.

– Если вы не слышали про какую-то традицию или обычай, это совсем не означает, что их не существует, – заметила Беатрис, не в силах сдержать раздражение. – Все, что происходит не в Лондоне, не имеет значения для таких людей, как вы, правда?

Ее слова ошеломили его, как и следовало ожидать. Только ей не следовало говорить ничего подобного человеку, у которого горе. Почему, почему она высказала ему то, что думает? Обычно Беатрис сдерживалась, но это оказалось сложно с этим герцогом, которого хотелось послать в задницу.

«Нельзя произносить слово “задница” даже мысленно», – отругала она себя. Благодаря брату это стало еще одной ее проблемой: она ругалась как матрос. По крайней мере, она сейчас не выругалась вслух.

К ее удивлению, в глазах у неожиданно появившегося мужчины загорелись искорки: ему стало забавно. Эти глаза теперь неотрывно смотрели на нее, и Беатрис поняла, что они не зеленые, а скорее голубые с зеленоватым отливом, будто природа позабавилась, соединив голубой цвет глаз его матери с зеленым единоутробного брата, и в результате получился невероятный оттенок, который больше ни у кого не встретишь в этом мире. Только у него!

Этот взгляд беспокоил ее и заставлял волноваться. Грейкурт улыбнулся ей разоружающей улыбкой, которая смягчила суровые черты его лица.

– Насколько я понимаю, вы не дочь местного гробовщика, за которую я вас принял?

На этот раз Беатрис сдержалась с большим трудом, чтобы не обругать его. Дочь гробовщика, ради всего святого?! Да будь он проклят!

– Нет, – ледяным тоном ответила она.

Он улыбнулся еще шире, хотя улыбка не дошла до его глаз.

– Вы не собираетесь говорить мне, кто вы?

– Вы определенно предпочитаете делать собственные выводы и предположения.

Боже, она опять сказала первое, что пришло ей в голову!

Грейкурт рассмеялся.

– Значит, будем играть в отгадайку?