Ирада Нури - Шанталь. Против течения [litres]

О, я прекрасно понимала, что своими неосторожными словами могу настроить против себя всесильного монарха. Впрочем, у меня уже столько врагов, что если их станет на одного больше, то я, пожалуй, уже и не замечу.

– Вы… вы…

Что это? У смелого в обращении с дамами короля отнялся язык? Неужели нашлась такая, которая посмела ответить отказом на притязания любвеобильного монарха?

– Ваше величество, простите мне мою резкость, просто я…

Договорить мне не дали. Жестом король велел мне замолчать. Багровый румянец разлился по его лицу и шее, видневшейся в чуть распахнувшемся вороте парчового халата, накинутого на сорочку и простые коричневые панталоны.

Испугавшись, что его по моей вине хватит удар, я невольно сжалась и стала прикидывать пути отступления. Однако в этом уже не было необходимости: рождённый испанкой, он впитал в себя все качества, присущие ей – сдержанность и жёсткий контроль над эмоциями.

Румянец исчезал буквально на глазах, уступая место смертельной бледности. Лицо застыло, превратившись в ледяную маску. Признаюсь, таким Людовик страшил меня гораздо больше, чем если бы метал громы и молнии. Теперь же я просто не знала, чего от него ожидать.

Отвернувшись к столу и взяв в руки какие-то бумаги, король сделал вид, что увлечен их прочтением. Заставив меня простоять таким образом минут десять, которые показались годами, он, наконец, соизволил обратить на меня внимание:

– Вы можете идти, мадемуазель. Монархи, в отличие от простого люда, не могут позволить себе такой роскоши, как праздные разговоры. Боюсь, более важные дела требуют нашего повышенного внимания. Мы выслушали вас, и вот вам наш ответ: через три дня вы будете присутствовать на балу. На вас будет надет костюм, который мы посчитали нужным выбрать. Вы будете радостной и счастливой, а затем… – он сделал паузу и взглянул мне прямо в глаза, – мы забудем о проявленной вами дерзости, и будет лучше, если и вы навсегда позабудете о троне Боравии. Хотите царствовать? Одно ваше слово, и мы сделаем вас большей королевой, чем сама королева, но только здесь, во Франции!

Я задохнулась от негодования. Дерзкий ответ уже вовсю крутился на языке, но меня опередили. Подойдя к двери, король распахнул её, давая понять, что аудиенция окончена. В темноте коридора маячила чуть заспанная физиономия камердинера, терпеливо дожидающегося приказа от своего сюзерена. Подобострастно склонившись в поклоне, он, держа высоко в руке канделябр, последовал вперёд, освещая путь.

Мне не оставалось ничего другого как замолчать и следовать за ним. За спиной с грохотом захлопнулась дверь. Вздрогнув от неожиданности, слуга лишь на миг замер, втянув голову в плечи. Впрочем, он тут же овладел собой и продолжил степенное шествие.

Пламя свечей весело играло, отражаясь на тёмных стенах, но мне было не до смеха. Людовик только что ясно дал понять, что в ближайшем будущем планирует сделать меня своей любовницей. Нет, лучше смерть!

Возле дверей, ведущих в мои покои, подобно зверю в клетке метался Клод. Читая моё лицо как книгу, он сразу же понял, что произошло что-то неладное. Дождавшись, когда камердинер, поклонившись, уйдёт, старый вояка подскочил ко мне:

– Что произошло? Чего от тебя хотел король?

Ах, Клод, лучше тебе этого не знать. Да и мне, в общем-то, тоже. Нужно было срочно придумать, как избежать сомнительной чести превратиться в королевскую подстилку.

Я уже сделала было шаг в открытую дверь покоев, где горничные раскладывали мой ночной наряд, когда внезапно вспомнила совет де Кресси, переданный мне через прислугу. Молниеносно приняв решение, я развернулась и поспешила в крыло, где располагались комнаты Мадам. Лизелотта Пфальцская была единственным человеком, кому я могла хоть немного доверять. Переночую в покоях принцессы, а завтра постараюсь заручиться её поддержкой в борьбе против королевской тирании.

Де Клермонт довольно ухмыльнулся. Через три дня на маскараде с выскочкой будет покончено навсегда! Она умрёт на глазах у многочисленной толпы, и её смерть спишут на несчастный случай. Никто никогда не догадается о его причастности к этому делу. О да, он отомстит им всем!

Море… В последние годы оно стало единственным домом, пристанищем, где Патрис наконец смог обрести самого себя. Всматриваясь в его бескрайний горизонт – такой необъятный, такой далекий, он не чувствовал себя одиноким. Море всегда было с ним.

Изменчивое по своей природе, море, словно дивная кокетка, осознающая свою манящую красоту, никогда не бывает одинаковым. То оно спокойное и тихое, как будто нет ничего более ласкового, чем его легкие волны. Вода отражает теплые солнечные лучи и слепит не привыкшие к яркому свету глаза. Но уже через мгновение оно всколыхнётся от резко налетевшего откуда-то сильного ветра, а величественные волны, совсем недавно казавшиеся мягче ласкового котенка, будут биться о берег с силой огромного разбушевавшегося зверя.