Элизабет Вернер - В добрый час

– И как рыцарски склонился он над протянутой ему рукой! – продолжал он насмешливо. – Если бы мы не вошли в комнату, он, пожалуй, попытался бы, как и надлежит настоящему кавалеру, поцеловать эту руку.

Евгения быстро поднялась.

– Я боюсь, Артур, что этот человек вызовет когда-нибудь у тебя и твоего отца не насмешку, а нечто другое, и я, право, не знаю, хорошо ли делает твой отец, доводя своих рабочих до такого озлобления, ведь это обернется против него самого.

Артур все еще пристально смотрел на стоявшую перед ним жену. И это шуршащее шелковое платье, и тонкое кружево с разбросанными по нему розами, и блеск жемчуга – все это не было ново для него, так же как и прелестная белокурая головка с темными, сверкающими теперь негодованием глазами. Может быть, ему было ново участие, с которым она заступилась за своего протеже. Он продолжал говорить тем же небрежно-насмешливым тоном, которого придерживался все время, но в глубине души был страшно раздражен… и вееру пришлось очень плохо. Изящные, художественной работы пластинки слоновой кости разлетелись в мелкие куски, когда он швырнул веер на кресло.

– Спаситель нашей жизни, вероятно, прочел тебе лекцию о социализме. Жаль, что мне не пришлось присутствовать при этом. Впрочем, Гартман в некотором роде достопримечательность: он сделал то, что до сих пор не удавалось никому, – дал повод к оживленной беседе между нами. Но, мне кажется, интерес этой темы уже исчерпан, как ты думаешь?

Появившийся с докладом слуга положил конец их разговору, и Артур воспользовался случаем, чтобы удалиться, по обыкновению холодно и вежливо простившись со своей супругой. Оставшись одна, Евгения начала нервно расхаживать по комнате, с трудом сдерживая волнение. Она была возмущена бессердечным отношением этих людей к Ульриху, но не только это заставило ее так волноваться и вызвало краску гнева на ее лице.

Почему она не могла относиться к мужу с таким же презрением, как к его отцу? Что же, разве он лучше отца? В безграничной беспечности Артура было что-то такое, что могло отразить всякий удар, а иногда даже давало ему некоторое преимущество перед страстной женщиной, которая часто действовала под влиянием порыва. Как он был унижен в тот вечер, когда она с беспощадной откровенностью открыла ему истину, как не прав оказался он сегодня, когда она обнаружила ошибочность его суждений о человеке, спасшем им жизнь. И в обоих случаях Артур держал себя так, что от него нельзя было отделаться, уничтожить его презрением. Она не хотела ни за что признаться даже самой себе, как ее оскорблял тот факт, что муж не сделал ни малейшей попытки изменить их действительно холодные отношения. Конечно, любую такую попытку она отринула бы гордо и презрительно, но она выходила из себя, потому что попытки этой не было и она не могла поступить, как ей хотелось, главным же образом потому, что не давала себе труда сделать хоть один шаг за пределы, которые сама себе поставила. Евгения обычно быстро решала вопросы любви и ненависти, а потому еще до свадьбы определила, какие чувства должна питать к мужу. Но ей почему-то неловко было относиться к нему так же свысока, как к его отцу. Молодая женщина смутно чувствовала это, но не могла дать себе отчета, как могло зародиться в ней это чувство и что могло внушить его.

Выйдя в коридор, Артур встретил директора и главного инженера. Они оба только теперь возвращались домой после разговора с Берковым. Молодой Берков вдруг остановился.

– Позвольте спросить вас, господин директор, почему об отказе Гартмана принять назначенную ему сумму доложили прежде всего моей жене, и даже только ей одной, тогда как я ничего не знал об этом? – резко спросил он.

– Боже мой, – сказал директор, несколько смутившись, – господин Берков, я не знал, что вы придаете такое значение этому делу. Вы так решительно уклонились от всякого личного вмешательства, между тем как ваша супруга с самого начала приняла в нем горячее участие, и потому я счел своей обязанностью…

– Хорошо, – резко прервал его Артур, – желания моей супруги, конечно, должны всегда исполняться, но только я прошу вас в подобных деловых случаях, – последние три слова он произнес с ударением, – не забывать и меня, как вы сделали на этот раз. Я желаю, чтобы впредь меня уведомляли первого… Это мое решительное и неизменное желание.

Сказав это, он отправился в свою комнату. Озадаченный директор взглянул на своего товарища.

– Что вы на это скажете?