Элизабет Вернер - Винета

Молодой Нордек распечатал письмо и пробежал его глазами. По-видимому, оно заключало в себе лишь несколько строк, но, тем не менее, Вольдемар нахмурился.

– Ну-с, что случилось? – спросил Витольд, – эта компания заговорщиков все еще сидит в Париже?

– Княгиня со своим сыном в Ц., – ответил Вольдемар, видимо умышленно избегавший слова «мать» и «брат», – и желает видеть меня. Я завтра съезжу туда.

– Нет уж, это ты оставь, – сказал помещик, – их сиятельствам много лет не было до тебя никакого дела, так нечего начинать теперь! Мы в них не нуждаемся. Ты останешься дома!

– Дядя, да разве я школьник, что на каждом шагу должен спрашивать разрешения. Неужели же я в двадцать один год не имею даже права сам решить вопрос о свидании с матерью? Я уже решил и завтра утром еду в Ц.

– Ну, ну, незачем сейчас так бесноваться, – проговорил Витольд, – по мне, поезжай куда угодно! Но я не хочу иметь ничего общего с этой компанией, говорю тебе заранее!

Вольдемар упорно молчал, затем, взяв ружье и свистнув собаку, вышел из комнаты. Опекун посмотрел ему вслед, покачивая головой. Вдруг его осенила какая-то мысль. Он взял письмо, оставленное Вольдемаром на столе, и стал читать его. Теперь настала очередь хмуриться ему; на его лбу появились глубокие морщины, предвещавшие грозу.

– Так я и знал! – воскликнул Витольд, ударяя кулаком по столу. – Это очень похоже на княгиню. В шести строках она подстрекает мальчишку к возмущению против меня; потому-то он и стал таким строптивым. Послушайте-ка это великолепное послание! – обратился он к Фабиану. – «Мой сын! Прошло много лет, в течение которых ты не подавал никаких признаков жизни…» Как будто она их подавала, – пробурчал Витольд, – «Я знала от посторонних, что ты живешь в Альтенгофе, у своего опекуна. В данное время я нахожусь в Ц., и была бы очень рада увидеть тебя и познакомить с братом. Я, конечно, не знаю…» Обратите внимание – теперь следует шпилька: «…пользуешься ли ты достаточной свободой, необходимой для подобного визита; как я слышала, ты, несмотря на исполнившееся совершеннолетие, еще всецело зависишь от своего опекуна…» Доктор, вы свидетель того, как этот мальчишка обращается с нами изо дня в день. «Я не сомневаюсь в твоем желании приехать, но вряд ли господин Витольд разрешит тебе это. Тем не менее, я предпочла обратиться к тебе, чтобы увидеть, обладаешь ли ты достаточной самостоятельностью для исполнения желания твоей матери, первое, которое она высказывает тебе, и смеешь ли ты исполнить его». «Смеешь» подчеркнуто. «Ожидаю тебя на этих днях. Твой брат и я шлем тебе привет. Твоя мать».

Витольд был так рассержен, что швырнул письмо на пол.

– И подобную вещь мне приходится читать! Мастерски придумано госпожой мамашей! Ей известно, какой упрямец Вольдемар, и если бы она изучила его в течение многих лет, то не могла бы более удачно задеть его слабую струну. Теперь никакие силы не удержат его, он отправится туда для того, чтобы доказать, что может делать, что хочет… Что вы скажете на это?

Фабиан был, по-видимому, посвящен в семейные отношения своего воспитанника, и предстоящее свидание внушало ему страх, но совсем по другой причине. Он с ужасом произнес:

– Помилуй, Бог! Если Вольдемар и в Ц. будет вести себя как всегда, то, что подумает княгиня!

– Что он пошел в отца, а не в нее, – последовал выразительный ответ Витольда. – Пусть он держит себя именно так, тогда ей, по крайней мере, станет ясно, что он не будет очень-то послушным орудием для ее интриг. А что тут кроется какая-то интрига, то в этом я глубоко убежден. Или опустел княжеский кошелек, – мне кажется, он никогда не был особенно полным, – или снова замышляется какой-нибудь заговор, а для этого Вилица расположена очень удобно, возле самой границы. Что они там задумали, одному Богу известно, но только я уж разузнаю и вовремя открою ему глаза.

– Помилуйте, господин Витольд, – возразил доктор, – к чему теперь, когда мать протягивает руку примирения, еще усиливать ужасное отчуждение, существующее в этой семье? Не лучше ли было бы, наконец, заключить мир?

– Вы этого не понимаете, доктор, – ответил Витольд с совершенно несвойственным ему озлоблением. – С этой женщиной нельзя заключить мир, если беспрекословно не подчинишься ее властолюбию. Вот, например, покойный Нордек не делал этого, зато у него и был в доме ад. Слава Богу еще, что, благодаря завещанию, княгиня Баратовская не могла властвовать в Вилице, а о том, чтобы Вольдемар в будущем не сделал подобной глупости, мы позаботились своим воспитанием.