У подножия террасы стоял седенький старичок и полупочтительно, полуотечески беседовал с молодой девушкой, сидевшей на парапете каменной лестницы, не обращая взимания на то, что он был совсем мокр от дождя.
– Нет, нет, барышня, это уж чересчур! – сказал он. – Вы были наверху, в Дольнем лесу? Да еще при такой погоде? Я только раз был там, но вторично и не попытаюсь дойти туда! Ведь оттуда к озеру спускается буквально козья тропка; на каждом шагу можно сломать себе шею.
– Ну, знаете, в моей натуре тоже есть что-то общее с козочками! – засмеялась девушка. – Слава Богу, все члены моего тела еще в целости, правда, я изряднопромокла, совсем как русалка! Смотрите-ка, Ульман! – и она, схватив суконную шляпу, принялась трясти ее, так что вода, собиравшаяся за полями, стала разлетаться брызгами во все стороны.
Еетемное, высоко зашпиленное платье из грубого сукна и такой же жакетик были пропитаны влагой, тогда как зонтик, который она держала в руке, был почти сух, но зато на конце его виднелись следы глины; очевидно, девушка пользовалась им лишь для опоры во время прогулки по горам, а не для защиты от дождя.
И на самом деле грациозная, гибкая фигурка этой девушки напоминала стройную, робкую лань. Темные волнистые волосыбыли мокры от дождя и растрепались от ветра, лицо густо разрумянилось от прогулки по горам, а глаза сияли радостным счастьем юности, видящей будущее в самом розовом свете. Бесспорно, Паула Дитвальд была очень хорошенькая. Когда вдруг из-за туч ворвался первый луч солнца и ярким светом блеснул по озеру и горам, она возликовала, как ребенок, и воскликнула:
– Ах, солнышко, солнышко!.. наконец-то оно опять показалось!
– Да и пора! Ведь оно почти целую неделю пряталось в тучах, – сказал Ульман. – Не много удовольствия получили вы здесь, барышня! Погода все время была крайне неприятна и сурова.
– А все-таки тут хорошо, – воскликнула Паула. – Я впервые нахожусь в горах, так как все время жила в большом, шумном городе. Здесь все так свободно, величественно! Ах, вы и представать себе не можете, как дивно было сегодня в Дольнем лесу! В ветвях елей шумел ветер, в горах ревела и бушевала буря, аозеро лежало внизу, как громадное белое море тумана. Все было так странно, таинственно; казалось, из тумана должно было вынырнуть что-то, какая-либо сказка, и вдруг ожить предо мною.
– Да, да, в восемнадцать лет еще верится в такиеглупости, – сказал старик с добродушной насмешкой, – да лазают по горам, которые Господь Бог создал на муку человеку. Сперва идешь наверх, потом вниз, устаешь до смерти, да еще сапоги себе рвешь. И есть же люди, находящие в этом удовольствие! Понять не могу яэто!
Молодая девушка снова весело рассмеялась при этой вспышке старческого недовольства.
– Да, да, Ульман, я верю вам! Но – странно! вы прямо-таки воюете с горами, а между тем живете среди них.
– Что же поделать? На то воля Божья! – проворчал старик. – Знаете, барышня, я всю жизнь свою терпеть не мог горбатых стран. То ли дело у нас на нашей родине, в Померании! Там ни одной горки нигде не увидишь, всюду поля, поля и на них благословенные Богом хлеба. А посреди этого господский дом со сверкающими окнами и хозяйственный двор, которым глаз поселянина не налюбуется! А здесь-то что! Если бы вы только, барышня, знали, в каком видетут все было, когда мы впервые приехали сюда! Господи Боже мой! Настоящее разбойничье гнездо! Наш барин в течение пяти лет успел навести кой-какой порядок, но, думается, нужно, по крайней мере, еще десять лет, чтобы придать надлежащий вид нашему Рестовичу.
– Но почему же господин Бернек продал свой Ауенфельд и переселился сюда? – смело спросила Паула. – Кажется, госпожа Альмерс не соглашалась на это?
Налице старика появилось легкое смущение, и он уклончиво ответил:
– Ну, тут совсем особое дело. Ему опротивело родовое имение, и он решил, покинуть его. Да все же из-за этого ему вовсе не было нужды ехать в такуюдичь, и он мог жить среди людей. Аведь народ здесь – разбойник на разбойнике, ни минуту за свою жизнь нельзя быть спокойным. Вот помяните мое слово – убьют здесь барина и меня!
– Господи! Да что вы? – испуганно вскрикнула молодая девушка. – Неужели люди здесь так дурны?
– Да как сказать? По отношению к своим они вовсе не худы, ну, а чужеземцев страшно ненавидят и в особенности нашего барина, который приучает их к порядку и закону. В здешней стране этого вовсе не знают; при прежних своих господах они могли делать, что хотели, никто не заботился об этом, даже если бы пошло к черту все хозяйство. Ну, а теперь они обязаны подчиняться порядку, ими правят теперь за милую душу! Пикнуть никто не смеет – знают нашего барина, ну, да зато стараются за спиной напакостить ему… Да, да, барышня, ни одному часу жизни здесь не порадуешься!
Читать дальше