Уинстон Грэм: Незнакомец из-за моря

— Я не очень-то выгляжу в штатском.

— Я часто рассказывал о тебе моим лучшим друзьям, Андерсону и Дэвису. Знаешь, ты стал тут кем-то вроде героя.

— Какая глупость.

— Ну, судя по письмам из Англии, твое имя всегда на слуху.

— Письмам от кого?

— Неважно. Кстати, ты мало что рассказывал о Корнуолле.

— А ты и не спрашивал.

— Это не из-за отсутствия интереса, просто когда вокруг постоянно проносится смерть, приступ ностальгии — не лучшая вещь.

— Лучше расскажи о Веллингтоне.

— А что ты хочешь узнать кроме того, что уже знаешь? Он бесчувственный человек, но великолепный лидер, и, как по мне, замечательный солдат.

— Не вся Англия так считает.

— И не все солдаты. Даже здесь достаточно вигов, даже не надеющихся победить Наполеона, и после каждого отступления они кивают с таким видом, будто заявляют: «Мы же говорили!»

— Англичане, — заметил Росс, — устали от затянувшейся войны. На севере неспокойно, в центральной Англии тоже не все благополучно. Правительство не меньше думает о том, как не допустить революции на родине, чем о разгроме Франции.

— Англичане, — возразил Джеффри Чарльз, — все чаще заставляют меня исходить желчью. После возвращения из Ла-Коруньи на нас смотрели, как на предателей, словно мы подвели страну или сбежали. Говорили о Джоне Муре с таким презрением, будто он был растяпой и слабаком! А если бы он не погиб, его бы отдали под трибунал!

— Многие теперь об этом спорят, — ответил Росс. Поражение всегда непопулярно, а чтобы разобраться во всех обстоятельствах, нужно время.

— Твои соратники просиживают толстые задницы в парламенте. Пинтами лакают портвейн, перемещаются на портшезах с одного изысканного вечера на другой и отдают невыполнимый приказ нашему лучшему генералу. А когда тот погибает, пытаясь его исполнить, вскакивают с места — наконец-то у них есть силы подняться — и громогласно обвиняют его в некомпетентности, при этом восхищаясь превосходным военным мастерством французов!

— Говорят, Сульт [5] Николя Жан де Дьё Сульт (1769—1851) — маршал Империи. Участник революционных и наполеоновских войн. В 1808—1814 годах (с небольшим перерывом) командовал армией в Испании, откуда совершил поход в Португалию, а затем вынужден был отступить в Южную Францию. хочет поставить ему памятник в Ла-Корунье.

— Разумеется, один военный командир отдает дань уважения другому! Этим актом любезности они намекают, что Англия не может установить собственный памятник, раз уж он умер разгромленным, а не победителем, как Нельсон.

Росс промолчал. Сын его старого друга и кузена Фрэнсиса, распутника и неудачника, которого он все равно искренне любил, и женщины, которую он тоже любил, вырос. И со времени их последней встречи племянник изменился и душой, и телом. Росс всегда относился к Джеффри Чарльзу теплее, чем просто к родственнику. И эта привязанность только усилилась и окрепла за эту встречу: манерой разговора тот напоминал Фрэнсиса, но суждения племянника куда больше походили на его собственные.

— А Веллингтон, — вернулся к разговору он, — тоже настроен против Мура?

Молодой капитан Полдарк с раздражением потер шрам на подбородке.

— Старый Дуэро — великий человек, и войска пойдут за ним куда угодно. Но Мура мы любили.

Прибыл денщик с еще одной кружкой дымящегося кофе.

— Что ж, пока мы в настроении, расскажи о Корнуолле. Говоришь, моя обожаемая тетушка в добром здравии?

— В целом да. Иногда к вечеру у нее затуманивается зрение, но это проходит, если она пару часов полежит.

— Что она делает с большой неохотой.

— Чего она никогда не делает по собственной воле. Что до детей, то Джереми теперь всего на дюйм ниже меня, но похоже, уже больше не вырастет. Когда ты видел его в последний раз?

— После Ла-Коруньи я не приезжал в Корнуолл. Я так кипел злостью из-за того, что на наше отступление и на генерала Мура будут смотреть подобным образом, а потому отказался от мысли поехать домой и оправдываться за то, что, в сущности, не нуждается в оправданиях... Выходит, я видел его четыре года назад на похоронах дедушки. Наверное, Джереми было около пятнадцати. Он был одного роста со мной, только еще худее.

— Это по-прежнему так.

— А какие у него склонности и планы на жизнь?

— Кажется, у него нет никакого желания участвовать в военных действиях, — сухо ответил Росс.

— Я его не виню. У него есть мать, отец, сестры и замечательный дом. Надеюсь, ты на него не слишком давишь.