Председатель Совета министров Сергей Витте пишет о ней и Николае II так: «Женился на хорошей женщине, но на женщине совсем ненормальной и забравшей его в руки, что было нетрудно при его безвольности. Таким образом, императрица не только не уравновесила его недостатки, но напротив того в значительной степени их усугубила, и её ненормальность начала отражаться в ненормальности некоторых действий её августейшего супруга».
«Если государь, за отсутствием у него необходимой внутренней мощи, не обладал должной для правителя властностью, то императрица, наоборот, была вся соткана из властности, опиравшейся у неё к тому же на присущую ей самонадеянность», – вторит Витте сенатор Владимир Гурко.
«Мы принадлежим друг другу навеки. Я тебе. В этом ты можешь быть уверен. Ключ от моего сердца, в котором ты заключен, утерян, и теперь тебе никогда не выбраться оттуда» – записала в дневнике Николая, будучи его невестой Аликс, была у них такая игра. Сама того не зная, она вложила в слова второй смысл – действительно они будут вдвоем до трагического конца.
Николай воспринимает свое царствование как вынужденную обязанность, снимая стрессы, то алкоголем, то постреливая в ворон и бездомных кошек. От серьезных разговоров о политике он стремиться уйти. Он нашел для общения с министрами такую фразу, которая дает ему право закончить в свою пользу любой спор.
– Такова моя монаршая воля, – говорит Николай, желая закончить неприятное обсуждение.
Ему лишь важно оставаться всемогущим правителем по форме.
«Надеюсь, Вы не будете заслонять меня так, как это делал Столыпин?» – спросил император В. Коковцева, назначая его премьером. Николай боялся, что на фоне таких выдающихся личностей как Сергей Витте, Столыпин он будет выглядеть не лучшим образом.
Владимир Гурко хорошо знавший царя подчёркивал:
«Представление Николая II о пределах власти русского самодержца было во все времена превратное… В большинстве случаев разномыслие между Царём и его министрами сводились к тому, что министры отстаивали законность, а Царь настаивал на своём всесилии. В результате сохраняли расположение Государя лишь такие министры, как Н. А. Маклаков или Штюрмер, согласные для сохранения министерских портфелей на нарушение любых законов».
В отличие, к примеру, от Елизаветы и Екатерины II, тоже не слишком разбирающихся с государственных делах, Николай II боялся крупных государственных деятелей, которые могли «заслонить» его личность в истории. С известными оговорками ему это удалось. Но какой ценой?
Американский учёный Р. Уортман даёт следующий анализ взглядов Николая II на свою власть:
«Николай все более проникался уверенностью в иерархическом характере своей политической власти. Министр внутренних дел Д. С. Сипягин поддерживал этот „образ“ – образ московского царя, получившего божественную санкцию. Он убеждал Николая в том, что Бог, а не народ влияет на ход событий и что царь является избранником божиим. Это поощрило Николая и дальше не обращать внимания на советы со стороны».
Но на советы некоторых людей он не мог не реагировать, это помимо жены, были его многочисленные сановные родственники. Их военный министр Владимир Александрович Сухомлинов характеризовал так:
«В характере большинства из великих князей были признаки дегенерации, и у многих умственные способности настолько ограничены, что если бы им пришлось вести борьбу за существование как простым смертным, то они бы ее не выдержали. Эти непригодные для дела великие князья, подстрекаемые окружающими их людьми или женами, присваивали себе право вмешиваться в дела правительства и управления, а в особенности – армии».
Хорошая компания. Жена, которая после рождения ей наследника престола, желала любой ценой сохранить все атрибуты самодержавия для сына и узколобая родня. Царь под напором таких родственников предпочитает принимать половинчатые решения. Сергей Юльевич Витте так характеризовал так эту особенность Николая II: «Царь не способен вести дело начистоту, а всё стремится ходить окольными путями… Поскольку же его величество не обладает способностями ни, ни Талейрана, уловки обычно приводят к одному результату: к луже – в лучшем случае помоев, в худшем случае – к луже крови или к луже, окрашенной кровью».
Рабочие обращаются к царю с просьбой о поддержке:
«Государь, нас здесь многие тысячи, и все это люди только по виду, по наружности, а в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права… По мнению наших хозяев, всякая наша просьба – преступление… Нас поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии… Государь, не откажи в помощи твоему народу… разрушь стену между тобой и твоим народом… Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук, к нам оно не доходит, мы получаем только горе и унижение. Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо народное представительство, чтобы народ помогал тебе и управлял собой. Не отталкивай его помощи». Узнав о том, что к нему собирается делегация рабочих с петицией, Николай покинул Петербург, дав распоряжение министрам самим решать возникшие проблемы. Шествие было мирным с иконами, портретами царя и хоругвями. Но вместо народного представительства, получилось «Кровавое воскресенье» с расстрелами и казнями. По поэта Максимилиана Волошина, в Петербурге о тех событиях говорили: «Последние дни настали. Брат поднялся на брата… Царь отдал приказ стрелять по иконам».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу