Блайт Гиффорд - Возвращение приграничного воина

Сама она не делилась рассказами о его отце, но внимательно слушала других и смеялась вместе со всеми. В этом, по крайней мере, она вела себя, как обычная женщина. Такая же изменчивая, как все. Нужно только понять, как ее изменить.

Мужчины, сидевшие за одним столом с Джоном, обменивались воспоминаниями о том, как сопровождали Рыжего Джорди во время рейдов, как воровали стада Сторвиков, как те отбивали своих коров и теряли их снова, и клялись совершить еще много набегов в память о Джорди.

Джон с ними не спорил. Теперь Черный Роб будет решать, когда они отправятся в очередной рейд, если отправятся вообще. Но не стоит раньше времени заставлять его делать выбор.

Когда он опять оглянулся на Кейт, ее не оказалось на месте.

— Ты посидишь с отцом?

Он повернулся на мягкий голос сестры. Рядом с нею стоял брат, и у обоих на лицах была скорбь.

— У его постели должен быть член семьи — сказал Роб, как будто Джон не приходился им родственником.

— Прошу тебя, Роб. — В тихом голосе Бесси прозвучала усталость.

Он посмотрел брату в глаза, и они как в детстве схлестнулись взглядами.

— Я такой же его сын, как и ты. — По крайней мере, так он говорил себе, когда его одолевали сомнения. — Сейчас моя очередь.

Джон встал. Ничего не поделаешь. Он обязан с ним попрощаться.

В одиночестве он поднялся наверх и остановился у приоткрытой двери в комнату, где лежало тело отца. На сундуке возле очага мерцала свеча, оставленная гореть всю ночь до утра.

В ногах кровати, опустив голову, сидела Кейт Гилнок, словно это она была членом семьи и имела право дежурить у постели покойного.

Гнев толкнул его через порог и потребовал выгнать ее с его места. Брат, сестра, товарищи Рыжего Джорди — все они были ближе отцу, чем младший сын. Джон с этим не спорил.

Но эта женщина… Она была посторонняя.

— С ним посижу я. Один, — холодно произнес он.

Не сразу узнав его, она вздрогнула и схватилась за нож.

— Если вы не уважаете его клятву, то нечего вам тут делать.

Он был уязвлен, но сдержался и повторил:

— Один.

Молча опустив нож, она вышла.

Отец лежал, завернутый в саван, за приспущенным пологом кровати. Джон не представлял, как его нежная, волоокая сестра нашла в себе силы обрядить тело для похорон. Но вот отец лежал перед ним, и даже после смерти его лицо оставалось таким же жестоким, как в его воспоминаниях.

Он шагнул вперед, не зная, что должен делать. Отдать дань уважения? Помолиться о его душе, чем наверное занималась Кейт, когда он вошел? Или испугаться, что в комнате витает мстительный дух покойника? Он должен почувствовать… хоть что-то.

Он не почувствовал ничего. Как будто стоял в пустой комнате.

Невозможно соотнести это мертвое тело с его отцом — сильным, немногословным, непоколебимым. У него никогда не находилось времени на младшего сына, за исключением редких моментов, когда он учил Джона обращаться с мечом. Все внимание старик отдавал своему первенцу, в то время как Джона выбросили из гнезда и отправили королю, скучая о нем не больше, чем о корове или овце, которая отбилась от стада.

И ни единой весточки за эти десять лет, кроме сообщения о смерти матери, словно покинув землю Брансонов, Джон перестал существовать.

И вот он вернулся, а его отец оказался мертв, хотя для Джона он умер еще десять лет назад.

Подойдя на шаг ближе, он ощутил, как от внезапно нахлынувшего горя подкосились колени, и, пошатнувшись, ухватился за столбик кровати. Он думал, что только Роб нуждается во времени, чтобы преодолеть скорбь и смириться со смертью отца, прежде чем взвалить на свои плечи бремя главы семьи.

Теперь ему открылась правда. Это для него все произошло слишком рано. Слишком рано, чтобы принять мысль, что отца больше нет. Слишком рано, чтобы расстаться с надеждой, которая зародилась в нем, когда он пересекал холмы, гордый за свое рыцарское облачение. С надеждой на то, что их отношения, наконец, наладятся.

Слишком поздно. Налаживать отношения придется теперь с братом, если такое вообще возможно.

Он ощутил позади себя колебание воздуха. Комната больше не была пустой.

— Когда вы в последний раз его видели? — Голос Кейт.

Не оборачиваясь, он заговорил, вспоминая:

— Мне было двенадцать. Он отправил меня в Эдинбург, выдав охрану, достаточную для того, чтобы благополучно добраться до города. Мы доехали до реки, перешли на другой берег, я обернулся, чтобы помахать…

Но отец уже ушел с парапета башни — и из его жизни.