Ольга Михайлова: Брачный сезон в Уинчестере

Грета Шенкопф была хрупка и белокура, Тэлбот уже бывал у неё. Все его прихоти и извращенные капризы были ей известны. Она вздохнула, но, в конце концов, среди клиентов мистера Торнби бывали посетители и похуже этого красавца. Вон как рыдает за стенкой маленькая Хетти, несчастная Эстер Чизер! Вивьен же, хоть и считал, что за свои деньги может всё, побои никогда не практиковал и тоже с неприязнью прислушивался к рыданиям за стеной. Через час стал собираться: пока мать была дома, Вивьен предпочитал появляться не поздно. На пороге столкнулся с Джулианом Монтэгю, вышедшим от рыженькой всхлипывающей Хетти. Грета говорила, что хуже клиента им не попадалось: если девица порой прикасалась к нему, она рисковала оплеухой, Монтэгю был настолько брезглив, что без изобретения доктора Кондома никогда в комнатах девиц не показывался и даже перчаток не снимал!

Посещение мистера Торнби обходилось в гинею, а Джулиан, и Вивьен знал это, был небогат. Ему, второму сыну баронета, предстояло стать юристом, ограничившись доходом в восемьсот фунтов в год. Знать, здóрово тяготит плоть, коли при таких доходах Монтэгю позволяет себе подобные визиты.

Они приветствовали друг друга и, выйдя на улицу, пошли в сторону парка.

Монтэгю негромко спросил:

— Вы будете в этом сезоне в Лондоне, Тэлбот?

— Я должен проводить мать в Уинчестер, но, возможно, через несколько месяцев мы поедем в столицу. Однако не поручусь за это. А вы заедете в Уинчестер?

— Да, чуть позже.

Тэлбот видел, что Монтэгю сильно расстроен чем-то, но это ничуть не заинтересовало его. Какие-то личные неурядицы. Имение отца Джулиана, Монтэгюкастл, было в десяти миля от его поместья Вудонхилл в Хемпшире, но общались они редко: хоть в обществе Монтэгю всегда держался сдержанно и скромно, Джулиан казался Тэлботу человеком опасным. Ричард Дартон, приятель Вивьена из кавалерии, говорил, что Монтэгю — страшный противник, за годы учебы он имел три десятка дуэлей — и ни одной царапины. Вивьен слышал также из весьма достоверных источников, что однажды в Кембридже Монтэгю был впутан в какую-то скандальную историю и с большим трудом вывернулся. Странный субъект. Интересно, за что он избил проститутку? Но спрашивать не стал. Что ему за дело? У ратуши они расстались, Монтэгю кликнул кэб, а Вивьен направился к себе.

Вернувшись домой, Тэлбот снова с удовольствием оглядел себя в зеркале у порога. Вивьен нравился женщинам, был образован и умён. Приятели считали его весьма обаятельным. Недруги могли бы сказать, что он человек распутный и лицемерный, но у него не было недругов. Вивьен пожелал доброго вечера матери и с восторгом рассказал ей и сестре удивительную историю о «красавце Нэше», законодателе мод Бата, которую сегодня поведал ему во всех подробностях мистер Торнби. Как жаль, что с таким человеком, истинным джентльменом, неиссякаемым кладезем мудрости, ему вскоре придётся расстаться!

Сестра почти не слушала, но мать умилилась серьёзности интересов сына и восторженно поддержала его, тут же погрузившись в дорогие её сердцу воспоминания.

— О, да, великий Ричард Нэш! Вы, мой мальчик, конечно, уже не застали его, а в былые времена он, в роскошном камзоле, поигрывая золотой табакеркой, просто царил в Бате! Самые знатные дамы соперничали из-за его улыбки, малейшее отклонение от хороших манер могло заставить его нахмуриться — публичное порицание, которого боялись даже герцогини!

Понимая, что мать остановится теперь нескоро и уже не вспомнит о том, что он пришёл поздновато, Вивьен, сохраняя позу внимательного слушателя, задумался о своём. Мать между тем продолжала:

— А старинное Батское аббатство, где по фасаду ангелы карабкаются на небо! Туда приходила только знать, леди, разодетые в шёлк и атлас, и мужчины в пудреных париках. Во время службы пожилые предавались дремоте, а молодые — флирту, барышни трещали расписными веерами, а джентльмены передавали со скамьи на скамью любовные записочки!

Последние слова матери Вивьен расслышал и задал подходящий вопрос, вложив в него деланное возмущение и неподдельное любопытство.

— Боже мой, а куда же смотрели матери?

— Сквозь пальцы, мой милый, сквозь пальцы. Девиц-то надо было пристраивать. По окончании службы все разгуливали по городу, посещали портних и роскошные магазины, — мечтательно продолжала миссис Тэлбот, — а два раза в неделю в Зале Собрания устраивались балы, открывавшиеся изысканным менуэтом. Потом танцевали искрометные контрдансы. Их живость разгневала, помню, одного из отцов семейств. Какой-то торгаш. Когда его дочку закружили в танце, он «увидел всё много выше, чем допускают приличия» и вытащил дочь из вереницы танцующих.