Джулия Грайс - Дикие розы

– Дай нам пройти, идиот. Если мы не уйдем из-под прицела, тебя же первого и подстрелят.

Корри, скрючившись, лежала на дне и наблюдала за Куайдом. Его лицо исказилось от напряжения. Он упорно прокладывал путь сквозь сплошную стену лодок, уговаривая одних, запугивая других, один раз даже вытащил пистолет и угрожающе потряс им в воздухе. Никто из старателей особенно сильно не протестовал и давал им дорогу, поскольку выстрелы и внушительный, свирепый вид Куайда не располагали к долгим дискуссиям и выяснениям отношений.

Самое сложное было выйти из затора, образованного двумя плоскодонками, которые столкнулись с баржей и перевернулись. Незадачливые мореходы, их собаки и мешки с провизией держались на плаву, в то время как подоспевшие на выручку старатели пытались им помочь.

Когда опасность миновала окончательно, Куайд разрешил Корри подняться, улыбнулся и сказал:

– Похоже, что мы вместе плывем в Ноум. Не так ли, милая Делия?

– В Ноум?!

– Корри, я ведь скиталец, ты забыла? Я сейчас пишу для путеводителя главу о трудностях и опасностях судоходства на Юконе. Мне для этого нужна информация.

Перед ними раскинулась голубая речная гладь, сверкающая и переливающаяся на солнце. Кое-где она была усеяна черными точками лодок. Зеленые кроны деревьев низко склонялись к воде вдоль правого берега реки. На горизонте возвышалась скалистая гряда, увенчанная шапкой белоснежных пушистых облаков. Куайд наконец расслабился и, не снимая руки с руля, любовался окрестностями.

– Ты же говорил мне, что не умеешь управлять лодкой.

Корри охватило странное чувство – последствие перенесенного потрясения: она не знала, плакать ей или смеяться. Куайд прищурился на солнце и ответил:

– Я никогда ничего подобного не говорил. Я говорил только, что не умею строить лодки. А это разные вещи. Я ведь родом из Чикаго. Мы часто ходили под парусом по Мичигану. Одно время у нас был отличный шлюп. Если честно, это одно из моих самых любимых занятий. А эту лодку я купил у одного старателя, который построил ее еще на озере Беннет. Она несколько грубовата с виду, но ход у нее отличный. Как она тебе нравится? Пожалуй, я окрещу ее «Делия». В твою честь, моя дорогая:

Корри не разделяла его веселого настроения.

– Удивляюсь, как ты можешь быть таким спокойным? Ведь тебя… нас обоих чуть не застрелили. А ты сидишь как ни в чем не бывало и рассуждаешь о названии лодки!

– А о чем же мне еще рассуждать? О жизни? О судьбе? О загробном мире?

– Не смейся надо мной, Куайд. Дональд – вовсе не повод для смеха. Я уверена, что он уже давно остановил пароход и пустился в погоню за нами. Знаешь ли ты, что он не один? С ним доктор Санти, он никогда не расстается с ножом. И еще Арти, этот – просто убийца. Они все преступники. Они убили Эвери. И Аликаммика…

– Делия, подожди, успокойся. Я прекрасно понимаю, как все это серьезно. Прости, если я тебя обидел. Просто ты выглядишь такой напуганной, взбудораженной, вот-вот разрыдаешься. Я хотел тебя немного развеселить, и только.

– Развеселить?! Я развеселюсь, как только мы уберемся отсюда подальше!

Корри захотела подняться, но лодка закачалась, и она схватилась за руку Куайда, чтобы не упасть. Он резко крикнул ей:

– Сядь на место!

– Но…

– Сядь, я тебе говорю. Единственное, чего мне сейчас недостает, это истерички, в особенности такой, чей муж имеет обыкновение палить чуть что из пистолета по ней и по тому, кого она осчастливит своим присутствием.

Корри нахмурилась, но покорно опустилась на тюки с провизией. Ее тело ныло от боли: локоть распух от ушиба, правая рука онемела, а плечо, казалось, было вывернуто из сустава. К утру, – если, конечно, она доживет, – можно не сомневаться, на ней не окажется живого места от синяков и ссадин.

– Корри, теперь у нас есть время. Расскажи мне обо всем по порядку.

Корри глубоко и печально вздохнула, а потом, забыв свою обиду на Куайда, принялась рассказывать. Слушая ее, Куайд менялся в лице. Его взгляд стал тяжелым, губы побледнели и сжались в тонкую, жесткую линию.

– Так, значит, тот ублюдок, который убил мою сестру, – это он.

– Да.

– Ублюдок, который облил керосином контору моего отца, а потом хладнокровно чиркнул спичкой. Врачи сказали, что Ила умерла не оттого, что задохнулась, и не от разрыва сердца. Она сгорела заживо. Ты можешь представить себе, какая это мучительная боль? Как она должна была кричать от боли?

– Куайд… не надо.

– Я не могу с собой ничего поделать, Делия. Ты знаешь, когда я его увидел на улице в Сан-Франциско, я все понял. И не разумом, а всем своим существом – не знаю, как это объяснить. Это же чувство привело меня на Аляску и не давало покоя. А потом я ругал себя за глупость и излишнюю мнительность. Теперь… – Куайд смотрел в одну точку, куда-то поверх зарослей кустарника, тянувшихся вдоль берега. – Теперь я рад, что не уехал отсюда раньше времени.