Жюльетта Бенцони - Чужой

Дети разделяли его тревогу, особенно Элизабет. Нисколько не испытывая жалости к своей кузине, она все труднее переносила ее присутствие в доме. Элизабет постаралась даже переехать в другую комнату, чтобы не быть соседкой Лорны.

– С вашего разрешения, отец, я буду жить в комнате моей матери до тех пор, пока у нас находится кузина, – сказала она Гийому твердым тоном, не терпящим отказа. – Я вернусь в свою комнату, как только она уедет...

Гийом не возражал. Он понимал тайную цель Элизабет: утвердиться, пока нет другой, в роли официальной хозяйки дома и таким образом пресечь всякую возможность претендовать на это с чьей бы то ни было стороны. В глубине души он ее одобрял.

– Пожалуйста, если это тебе доставит удовольствие! – сказал он. – Пора этой комнате ожить!

– Спасибо, отец! Этот переезд, может быть, заставит мисс Тримэйн поскорее выздороветь.

Она не верила в то, что Лорна была до такой степени больна, что не могла двигаться. Она догадывалась, что та хочет остаться в Тринадцати Ветрах. В этой демонстрации болезни была хорошая доля комедии, думала она.

Переезд девушки послужил поводом для организации своеобразной церемонии, великой жрицей которой стала кухарка. Убежденная в том, что призрак Агнес терзал «дочь другой», мадам Белек умножила молитвы, жгла свечи и курила ладан, который выпросила у аббата Гомена, молодого викария из соседней церкви, в комнате умершей, дабы успокоить ее дух. Она опасалась, как бы прежняя хозяйка не взялась за Артура...

Поэтому после того, как она помогла Лизетте и Белине по хозяйству, она отправилась за аббатом, чтобы он освятил комнату.

– Хорошо еще, – прокомментировал Гийом в беседе со своим другом Пьером, – что она не обратилась к монсеньору епископу Кутанса с просьбой прислать священника-заклинателя!

– Во всяком случае, это не могло бы причинить большого зла, – ответил врач, охотно присоединившийся к молебну, в котором участвовали все обитатели дома. – По крайней мере, твоя дочь будет хорошим переходом к появлению новой возможной владелицы поместья. Почему-то мне кажется, что ты об этом подумываешь со времени возвращения нашей обожаемой баронессы! – добавил он.

Тремэн пожал плечами, пробормотал что-то нечленораздельное и пошел наблюдать, как рабочие разбирают мусор от сгоревшей конюшни, но врач успел заметить, что он улыбался...

Элизабет поселилась в «прекрасной комнате».

Странная вещь, но с этого дня Лорна стала заметно выздоравливать. Кошмары перестали мучить ее во сне. Она меньше плакала, и приступы озноба стали более редкими, а затем и совсем исчезли. Атмосфера всего дома улучшилась. Столяры, маляры и обойщики, занятые ремонтом и ликвидацией следов пожара, работали, не заботясь об уменьшении стука молотков, и громко распевали песни.

Весна на улице вспыхнула, как фейерверк. Яблони, груши, вишни соперничали в цветении. Бледно-голубое утреннее небо становилось синим по мере наступления дня. Лес оделся в молодую листву, красиво сочетавшуюся с голубизной неба. Прилетели ласточки к своим старым гнездам, свитым под большой крышей Тринадцати Ветров. Было тепло и радостно...

Край возрождался. Угроза со стороны «поджаривателей ног» [18]– банды Марьяжа больше ему не грозила. Население охотно помогало жандармам, очищавшим леса от этих зловещих молодчиков. Однако Гийом и месье де Ронделер с большим трудом ограждали этих людей от мести крестьян: только очень высокие стены Ла-Уга могли спасти поджигателя Тринадцати Ветров, хотя из-за разбитого колена Кола большой опасности уже не представлял. Его должны были судить и после выздоровления отправить на каторгу.

Что касается мадемуазель Може-старшей – таково было ее настоящее имя, – она была арестована в доме каторжника на следующий день после драмы и доставлена в форт Татиу ради ее собственной безопасности, так как море – самый надежный сторож.

В действительности ни бывший чиновник правосудия, ни Тремэн, ни власти не знали, что делать с этой старой девой, которая, как тут же стало известно, ничего не знала о преступной деятельности своей лжесестры, к которой она испытывала настоящую привязанность.

После их бегства из Бэйе и столкновения, во время которого Евлалия получила серьезное ранение в лицо, обе сестры, полумертвые и изнемогающие, были подобраны крестьянами в окрестностях Карантана, очень добрыми людьми. Они ухаживали за ними, лечили и оставили у себя, поскольку женщины не знали, куда им деваться. Селестина работала изо всех сил, за двоих, чтобы внести свою лепту в хозяйство. Евлалия, раздавленная своим несчастьем, не пыталась даже восстановить свое здоровье...