Елена Арсеньева: Любящие братцы (Мария-Антуанетта, Франция)

«Отец народа, помешанный на предателях...» Да, Людовик пытался приструнить пасквилянтов, которые начали переходить всякие границы. Но попытки были так робки... его деликатные намеки на предательство в собственной семье, среди братьев, оборачивались против него же – хор обвинений становился все громче, а сами обвинения – все грязней.

Граф де Прованс надеялся, что, узнав о приключениях супруги, король вышлет ее в Австрию, и тут-то она, как перезрелое яблоко, свалится в его заботливо подставленные руки. Довольно странный способ завоевать женщину – очернить ее предварительно...

Но Прованс ошибся в своих расчетах. Ведь наконец-то случилось столь давно чаемое всеми событие – австрийский посланник втемяшил-таки в пугливую голову молодого короля, что без наследника он как бы не настоящий король, а сделать наследника можно только с помощью того орудия, которое сейчас дремлет в королевских панталонах безо всякой пользы.

Людовик XVI решился все же на операцию. А через некоторое время однажды утром Мария-Антуанетта вышла из спальни и гордо заявила:

– Я – королева Франции!

К несчастью, она не забеременела немедленно, и во дворце начали шептаться, что Людовик XVI не может иметь детей. Неприятная мысль вскоре утвердилась и в народе, так что беременность Марии-Антуанетты, объявленная весной 1778 года, была приписана герцогу де Куани. В «Исторических эссе о жизни Марии-Антуанетты» говорится: «Каждый высказался по поводу этой беременности. Женщины, считавшие, что королева интересуется лишь женским полом, не могли ее простить: у нее – любовник! Нужен был герой – его нашли. Был выбран герцог де Куани. Этот любезный, с приятной внешностью господин, обладающий прекрасным здоровьем, уже давно привлек внимание королевы. Он вел себя с великой осторожностью и не выдал бы возлюбленную, если бы та афишировала свою беззаботность. Просчитали момент и место, где произошло зачатие. Вспомнили о бале в Опере, где королева укрылась под серым капюшоном. Несколько дам из ее свиты были одеты так же. Говорили, что Мария-Антуанетта, желая переодеться, скрылась среди подруг и проскользнула в ложу герцога. Через несколько минут обеспокоенная свита принялась ее разыскивать. Все увидели, как она вышла из ложи... Она так была возбуждена тем, что только что, по-видимому, там произошло, что чуть не упала на лестнице без чувств. Одна из женщин все это заметила и описала на деревянных дощечках. Они пошли по рукам, и почти все придворные дамы записали этот день в дневниках золотыми буквами».

19 декабря 1778 года в Версале родилась Мари-Тереза-Шарлотта, получившая титул Мадам Руаяль. И во время крещения граф де Прованс, не простивший королю того, что измышления о его импотенции, а потом и бесплодии рушатся одно за другим, показал, что называется, свое истинное лицо.

Крестным отцом был король Испании, который избрал своим представителем графа де Прованса. Кардинал, совершавший обряд, задал вопрос об имени, которым предстояло назвать ребенка.

– Ваше преосвященство, – перебил брат короля, – ритуал предписывает узнать сначала имена и заслуги отца и матери ребенка.

Кардинал растерялся.

– Что же тут узнавать? – пробормотал он. – Ведь всем известно, что новорожденная – дочь короля и королевы Франции.

И тут граф де Прованс повернулся к придворным и усмехнулся. Недвусмысленные ухмылки появились и на многих других лицах...

Да, де Прованс чувствовал себя обокраденным и не делал из своей обиды секрета. В приватном послании к шведскому королю, своему другу, он с горечью признавался: «Не могу таиться, сложившиеся обстоятельства чрезвычайно волнуют меня... Внешне я очень быстро взял себя в руки, и поведение мое осталось прежним, правда, я не подчеркиваю свою радость, которую, разумеется, приняли бы как проявление лицемерия, что, в сущности, было бы правильным... Внутренне же мне тяжелее сохранить равновесие. Иногда чувство еще восстает, но я надеюсь держать его в узде, если и не удается полностью овладеть им».

Впереди его ожидали еще более значительные испытания, ведь рождение в 1781 году дофина, крещеного Луи-Жозефом-Ксавье, поставило крест на его мечтах о престолонаследии. Еще сильнее бесился Филипп Шартрский. Атаки против королевской четы активизируются, язык памфлетов становится все более развязным, Марию-Антуанетту изображают как ненасытную и извращенную эротоманку, короля – как жалкого рогоносца, дофина – как бастарда: