Елена Арсеньева - Мимолетное сияние (Марина Мнишек)

Однако очень странные вести доходили до Кракова, где в это время находились Мнишеки. Ксения якобы стала не просто наложницей, а постоянной любовницей Дмитрия! И меж русскими уже ходят слухи, что Ксения Годунова, пусть и дочь ненавистного Бориса, – все же меньшее зло в качестве жены царя, чем полька-еретичка, которая приведет на Русь иноземные свычаи и обычаи, а главное – латинскую веру…

«Пся крев! – испуганно подумал Юрий Мнишек, когда до него дошли сии опасные слухи. – Как бы не промахнуться! Придется-таки дочке ехать в эту варварскую Московию!»

Однако он все же сделал хорошую мину при плохой игре и отправил неверному зятю разгневанное послание. Нет, Мнишек, как истинный иезуит, достойный ученик учителей своих, не угрожал, не стращал Дмитрия. Однако новому русскому царю сразу стало понятно: отец Марины не просто рассержен. Он в ярости! И если Дмитрий не внемлет предупреждению, Мнишек посчитает, что он нарушает принятые меж ними соглашения, а значит, сам сочтет себя вправе нарушить главное свое слово: отпустить из Польши дочь.

Мнишек сделал верный ход! Одна мысль о том, что он, быть может, больше никогда не увидит Марину, заставляла дыхание Дмитрия пресечься.

Он и сам знал, что в его любви к Марине было нечто роковое, нечто пугающее его самого. Наваждение, может быть, бесовское наваждение, но… Она была его путеводной звездой, смыслом и венцом всех страданий, которые претерпел он в стремлении к престолу. Подобную роковую любовь чувствовал, наверное, Антоний к Клеопатре. Может быть, предвидел, что эта любовь погубит его, но не мог избавиться от нее.

Ксения была в тот же день отправлена в Кирилло-Белозерскую обитель, а там пострижена в монахини под именем Ольга. Такой жертвой Дмитрий дал знать Мнишеку, что по-прежнему ставит свое обручение с Мариной превыше всего на свете!

С другой стороны, теперь и вельможному пану-обманщику некуда было деться. И вот наконец-то в апреле 1606 года, через год после того, как претендент отвоевал наследственный престол и сделался русским царем, из Кракова выехал многочисленный поезд государевой невесты. Свита самого пана воеводы, конная и пешая, состояла из 445 человек и 411 лошадей. В свите Марианны был 251 человек и столько же лошадей. Почти все шляхтичи также имели своих слуг и панков чином поплоше, иной раз их число доходило до полусотни.

При Марианне были ее статс-дамы, Ядвига и Люция Тарло, фрейлина Ванда Хмелевская, несколько знатных девиц, а также гофмейстерина и наперсница Барбара Казановская. Вскорости должны были прибыть жены более мелкой шляхты, которым тоже предстояло поступить в услужение к будущей русской царице.

Были здесь также в большом количестве и священники, и торговцы, и суконщики, и ювелиры, и аптекарь, он же кондитер, пирожник и водочник. Ни много ни мало, а около двух тысяч путников, полных надежд на удачу и наслаждения, хотя и не без опасений за будущее, двигались к цели – к Москве.

А о чем же в это время думала, на что надеялась та, ради которой было предпринято и все это путешествие, и – в немалой степени! – само свержение Бориса, и завоевание Дмитрием российского престола?

Трепетала ли она от нетерпения, предвкушая встречу с человеком, который ради нее свершал подвиги, достойные сказочных героев? Мучилась ли от разлуки – вечной разлуки – с родной землей? Боялась ли того нового и неизведанного, что ожидало ее теперь? Ведь путешествие было опасным: например, при переправе через Днепр на паромах один из них, слишком тяжело нагруженный, перевернулся и утонул, а на нем погибло и пятнадцать человек…

Она находилась в истинном смятении чувств, и впервые непоколебимая уверенность ее в себе пошатнулась.

Главным свойством натуры Марианны Мнишек было глубокое, неискоренимое честолюбие. Она верила, что рождена для великой доли, именно потому свысока относилась к обычному предназначению женщины: стать хорошей женой и доброй матерью. Оказывается, предчувствия ее не обманули! Ей была уготована миссия не только сделаться русской царицей, но и привести к подножию святого Петра [3]огромную массу народа, глубоко укоренившегося в православии. И она не сомневалась, что своими чарами сумеет заставить Дмитрия исполнить обещанное!

Ну, скажем так: почти не сомневалась… Ведь пока что Марианна не очень хорошо знала мужчин. Стрелять глазками и поводить плечиками в танце, скакать верхом на охоте, опережая других, веселить остроумной беседой – это одно. А вот сделаться жизненно необходимой мужчине, завладеть всеми его мыслями и чувствами так, чтобы он и помыслить не мог более ни о ком, – это совсем иное! Она умела только мучить мужчин своей красотой и холодностью, но давать им радость она не была научена. И она боялась, что супруг разочаруется в ней и станет искать утешения в других объятиях.