Энни отбросила одеяло и москитную сетку, наподобие балдахина прикрывавшую кровать, и, взяв с ночного столика часы, направилась к окну. Отодвинув занавеску, она поднесла часы к глазам и повернула их так, чтобы при лунном свете разглядеть циферблат: десять минут пятого. Через час рассветет. У нее достаточно времени, чтобы прогуляться по палубе и освежиться, прежде чем возобновится обычная суета и на борту начнется подготовка к заходу в порт Нового Орлеана.
Трое или четверо матросов должны быть на вахте в рубке, держа курс и высматривая речных пиратов, а остальные члены экипажа и пассажиры спят. Игроки и любители шумных пирушек обычно расходятся по каютам около трех-четырех утра, а значит, предрассветный час – самое спокойное время на пароходе, когда можно побыть наедине с собой. Энни не приходилось быть в полном одиночестве с тех пор, как они покинули Англию, и от этого можно было спятить.
Она обернулась и посмотрела на темный силуэт спящей камеристки Сары, которая свернулась на узкой койке у стены. Энни не заметила никакого движения под москитной сеткой, дышала Сара глубоко и ровно. Она любила поспать и всегда спала крепко. Похоже, эта ночь не была исключением.
Энни набросила легкий бледно-голубой плащ, который полностью скрыл длинную муслиновую ночную рубашку, на тот случай, если она с кем-нибудь столкнется на палубе. Она расплела косу и распустила волосы на полную длину, после чего сунула ноги в мягкие тапочки. Тихонько щелкнув замком, она открыла дверь, ведущую в длинный коридор, и выбралась наружу.
Оказавшись на палубе, где царствовала ночная прохлада и от скольжения судна по воде поднимался легкий ветерок, Энни с наслаждением вздохнула полной грудью. Ободрившись и повеселев, она поспешила к лесенке, которая вела вниз, на вторую палубу. Спустившись по ней, Энни попала в сказочный мир клубящегося предрассветного тумана. Она подошла к поручню и стала смотреть на черную воду, которая урывками проступала в тумане. Легкая рябь дрожала на поверхности в серебристом лунном свете. «Бельведер» шел по каналу в непосредственной близости от таинственных берегов.
Воздух был насыщен густым ароматом мускуса, чего-то приторно сладкого и запахом земли. Скоро птицы должны начать свои утренние серенады. Энни подняла лицо к небу. Ущербная луна почти зашла. Звезды еще сверкали в серой дымке грядущего рассвета, как бриллианты. Как бриллианты… Как бриллианты на кольцах Делакруа.
Делакруа… Она видела его с Боденом в салоне за ужином. Пассажиры рассаживались за столиками, поставленными полукругом в большом, пышно украшенном зале. Со своего места Энни хорошо видела Делакруа и Бодена, которые ужинали вместе. Пили они много. Энни подумала о том, что хорошо бы Боден напился до такого состояния, что не смог бы затащить к себе в постель девочку-рабыню. Если это произойдет, то Делакруа, хоть и непреднамеренно, сделает доброе дело. Энни полагала, что специально подпоить Бодена он не способен.
Было занимательно сравнивать этих двух людей. Боден, по общепринятым стандартам, больше походил на джентльмена, но рядом с Делакруа казался вульгарным и грубым. Поведение Делакруа отличалось постоянными парадоксами: при всей своей манерности и изысканности он временами излучал энергию, которая никак не вязалась с его леностью и беспутным образом жизни.
Энни обратила внимание на его ноги, которые торчали из-под стола. Теперь она покраснела, смущаясь и укоряя себя за непристойное любопытство, с которым их разглядывала. Брюки плотно облегали мускулистые ноги, тонкая черная ткань подчеркивала форму каждой мышцы. Откуда у этого бездельника такая сила? Без сомнения, от погони за развлечениями, а не от какого-нибудь полезного занятия.
А руки… Они прекрасны. Делакруа заметил ее, улыбнулся и, приветствуя взмахом руки как хорошую знакомую, застал Энни врасплох и смутил, поскольку в этот момент она совершенно неприлично его разглядывала. Но когда они с Боденом закончили ужин и направились в курительную комнату, Энни разочаровал его уход.
Она тряхнула головой, чтобы избавиться от навязчивых мыслей о Делакруа. Держась за поручень, она двинулась к корме через туман на звук лопастного колеса, поднимающего сверкающие каскады воды. Из трюма, где перевозили скот, грузы и рабов, донеслось протяжное мычание коровы.
Рабы – это люди, но здесь их расценивают иначе и соответствующе относятся к ним – как к животным или ящикам с товаром и провизией. Эта мысль заставила ее вспомнить о том, почему она возненавидела Делакруа. Любой человек, который использует зависимость другого, чтобы обеспечить себе удобную жизнь, не стоит того, чтобы о нем думать. И уж тем более того, чтобы испытывать к нему вожделение.
Читать дальше