Энн Бэрбор - Шаг во времени

Аманда вздрогнула. «Странные вещи говорит! – подумала она. – Не может же он знать, что я доктор наук, и про все, что с этим связано, – и очень внимательно посмотрела на старика. – Прямо персонаж из Диккенса: старомодно высокий ворот сорочки на несколько размеров больше тощей шеи; строгий черный костюм давно порыжел; глаза будто нездешним светом мерцают за круглыми стеклами в проволочной оправе, что сползла на самый кончик остренького носика, еле выступающего из пары тугих румяных щечек». Она снова вздрогнула, осознав, что он продолжает говорить, и вернулась к действительности.

– ...и пустились в путь одна?

– Да, – легкомысленно ответила она. – Предпочитаю разъезжать в одиночестве. Сначала подумывала купить тур, но уж больно мне не по душе все эти гиды. Сама я гораздо активней передвигаюсь и постигаю все быстрей.

– Неужели из-за ваших разъездов в одиночку никто не волнуется – ни ваша семья, ни ваши друзья?

От этого вопроса у Аманды непривычно тоскливо засосало под ложечкой.

– Друзья уважают мое стремление к самостоятельности. – Затем, выдержав довольно долгую паузу, проговорила: – На самом-то деле близких друзей у меня не густо, а с родными я не поддерживаю тесных отношений уже многие годы: они не понимают моих личных проблем, – и внутренне ужаснулась своим словам, сообразив, что такое не следует говорить совершенно чужому человеку. – Меня это вполне устраивает, – поспешно добавила она. – Лишние обузы мне ни к чему, забот у меня предостаточно, – и сокрушенно махнула на свои ноги.

– Обузы? – переспросил старик и взглянул на нее с неприкрытым сожалением. – Вы никогда никого не пускали к себе в душу?

Аманда с трудом проглотила комок, застрявший в горле и прошептала:

– Нет. Только... нет, ничего, – и она плотно сжала губы. Этому странному старцу она почему-то поведала о себе то, что никому никогда с тех пор, как стала взрослой, не говорила, но даже теперь она ни за что не станет рассказывать о Дереке.

Старик издал такой глубокий вздох, что это показалось ей невероятным для столь тщедушного тела. Он взял шляпу.

– Я с вами, милая, с удовольствием посидел бы подольше, но, к сожалению, мне надо идти, – сказал он, поднимаясь, и стало слышно, как захрустели его суставы.

Продолжая удивлять себя, Аманда открыла было рот, чтобы возразить, но сдержалась и, состроив приветливую улыбку, прошептала:

– Понятно. Приятно было побеседовать с вами.

Сделав шаг в проходе меж скамьями, старик обернулся и подрагивающей рукой провел по ее щеке, чуть выше горькой складки у губ. Впечатление было такое, будто ее лица коснулась паутинка. Он коротко кивнул, затем, взяв за руку, пристально посмотрел ей прямо в глаза, и Аманда ощутила странное умиротворяющее тепло, исходящее из его тонких пальцев.

– Так-так... Сдается, вы – то, что надо, – загадочно проговорил он. Отклонившись, принялся изучать ее взглядом, и, пока разглядывал, голова его подергивалась на слабой шее. – Вам предстоит долгое путешествие. Желаю удачи, – закончил он лаконично, повернулся и исчез во мраке.

«Что надо» – для чего? – озадаченно подумала Аманда в непроницаемой тишине церкви, сковавшей ее словно плотным покровом. Ее охватила какая-то подавленность, и она почувствовала новый приступ головной боли, о которой совсем забыла – словно ее и не было во время разговора со стариком. – А приступы случаются все чаще, – удрученно отметила она. – По возвращении домой надо проверить зрение. Хворей да болей мне и так хватает».

Невольно она потрогала кулон на тонкой золотой цепочке и смежила веки. «Дерек», – перед внутренним взором возникли до боли родные густые завитки золотистых волос и глаза цвета морской синевы. Когда-то видела эти глаза, пылающие страстью; но позже с горечью наблюдала, как взгляд их становился холодней и как потом, в конце концов, застыло в них пустое равнодушие.

Стиснув кулон, она почти рада была, что его острые края врезались ей в ладонь. «Господи, – возмутилась она, – я же давно разделалась с этим! Так зачем же ношу этот символ недолговечной привязанности? Нет, это не память об ушедшей любви. Ношу, потому что красивый, – твердо решила она, – к тому же, он всегда напоминает мне, что любовь – лишь иллюзия, придуманная сентиментальными литераторами прошлого века. – Опустив кулон за вырез платья, собралась встать. – Хватит отдыхать. Вперед, Аманда!»

– О черт! – выругалась она вслух, спохватившись, что не расспросила этого «милосердного самаритянина», как выбраться отсюда. Взглянула на обложку брошюры. Написано: «Часовня Гросвенор, построена в 1730 году». Ей показалось знакомым это название; возможно, видела в своем путеводителе, который, к сожалению, опять забыла в гостинице. «Так, – принялась соображать она, – шла я по улице Северная Одли-стрит. Заболели ноги, стала искать пристанище и заметила эту часовню с милым садиком позади нее, а на соседнем здании была табличка «Публичная библиотека района Мейфэр». Значит, если пойду в том же направлении, то приду к площади Гросвенор-сквер, а оттуда до Оксфорд-стрит – рукой подать. Единственная проблема – продраться на двоих сквозь толпы людей, которых к вечеру всегда полно на этой улице. Вчера так толкнули, – вспомнила она, – что оступилась и чуть не грохнулась на булыжную мостовую».