Джулия Берд: Искренне Ваша

– Ремеслом поверенного? – уточнил Хардинг и вмиг стал бледнее луны. – Но вам же придется работать! Обратный путь в высший свет будет навсегда закрыт для вас. Вас не пустят ни в один столичный клуб!

– А что делать? Если я останусь здесь, то попаду прямиком в долговую тюрьму. Если же я скроюсь в провинции, Эббингтон разыщет меня не раньше чем через месяц. Знаю, шансы сполна расплатиться с ним невелики, но неужели вы посоветуете мне просто сидеть сложа руки и ждать ареста?

– Будь вы барристером [1], вы могли бы зарабатывать гораздо больше, – простонал Хардинг, заламывая руки. – И имели бы доступ в высшее общество – но нет! Вы слишком увлекались благотворительностью, и вам не хватило времени поближе познакомиться с бенчерами [2]и вступить и коллегию. И теперь вы всего-навсего поверенный, который должен нанимать барристеров, если понадобится передавать дело в высший суд.

Джек отвернулся от окна и точным движением руки поправил крахмальный белый галстук.

– Послушать вас, Хардинг, так я вообще ни на что не гожусь. С чего это вам взбрело в голову винить меня? Я всегда был абсолютно уверен, что стану бароном, а не барристером. Вот уж не думал, что вы принимаете мои злоключения так близко к сердцу.

В глазах Хардинга мелькнуло неприкрытое сожаление.

– Я всей душой болею за вас, сэр, потому что знаю ваши возможности. В вас чувствуется сила духа. Знаете, я ведь мог стать секретарем министра. Но я выбрал вас, сэр.

Джек с трудом сглотнул, ощутив весь груз ответственности не только за собственное будущее, но и за судьбу Хардинга.

– Спасибо, старина. Я знал, что на вас можно положиться. И я не обману ваших ожиданий.

От собственного смелого заявления Джека бросило одновременно в жар и в озноб. Он просто обязан выжить. И он выживет. В Миддлдейле его ждет удача – это несомненно.

Несколько дней спустя, когда до Миддлдейла оставалось меньше мили, Хардинг вновь попытался отговорить хозяина переселяться в провинцию. На этот раз убедительности его доводам придали стоны и вздохи, колыхание кареты на ухабах дороги и ломота в распухших от подагры ногах.

– Еще не поздно передумать, сэр, – твердил Хардинг. – Мы переночуем здесь, а утром двинемся в обратный путь. – Утирая платком багровый лоб, Он искоса взглянул на своего элегантного спутника, пытаясь разглядеть в нем слабину.

Но Джек только перевернул страницу томика стихов.

– А если вам нужны деньги, мистер Фэрчайлд, можно – ох! – обратиться к ростовщику. – Колесо кареты угодило в колдобину, карета накренилась сначала влево, потом вправо. Хардинга бросило в одну сторону, в другую, а Джек лишь невозмутимо уселся поудобнее.

– К ростовщику? – переспросил он, не глядя на спутника. – Чтобы три тысячи фунтов долга превратились в десять раньше, чем истечет срок выплаты? Нет уж, спасибо.

– Тогда попытайтесь разжалобить деда.

– Он ни за что не даст мне даже в долг ни единого пенни. – По щекам Джека оскорбленно перекатились желваки. Он вскинул голову и пригвоздил Хардинга к месту взглядом известных всей столице выразительных глаз. – Дед презирает меня за то, что я сын своего отца. И поскольку я не в состоянии изменить этот факт, ни к чему надеяться, что со временем он начнет относиться ко мне иначе. Рано или поздно его титул все-таки достанется мне, но его состояния мне не видать как своих ушей.

– А если обратиться за помощью к друзьям?..

Джек сардонически усмехнулся и наконец захлопнул книгу.

– Вам лучше, чем кому-либо другому, известно, что все мои друзья – дамы. Их мужья не настолько великодушны, чтобы спасать от тюрьмы любовника своих жен.

Секретарь испустил тоскливый вздох. Джек Фэрчайлд растрачивал свои таланты и обаяние на бедняков и чужих жен, вместо того чтобы вращаться среди элиты бомонда. Для умного человека он был непростительно слеп и глух к своим недостаткам и достоинствам и не умел с пользой распорядиться ни теми, ни другими.

К примеру, Джек ни в грош не ставил свою красоту и даже не пытался воспользоваться ею в корыстных целях, как сделал бы Хардинг, окажись он на его месте. Природа одарила Джека Фэрчайлда великолепным телосложением, на которое невольно обращали внимание даже мужчины. А естественная грация Джека, его буйная грива блестящих, как полированный оникс, волос, скульптурное лицо мгновенно пленяли женщин, и это никого не удивляло. Подобные успехи ни в ком не возбуждали ревности, потому что все, в том числе и мужья любовниц Джека, понимали, что он ни в чем не виноват. Красавец мужчина заполучает любую женщину – таков закон природы.