Джулия Берд - Искренне Ваша

Несмотря на скандал, вызванный смертью родителей, весь прошлый год Джек продолжал вращаться в своем привычном кругу, удерживаясь в высшем свете исключительно благодаря обаянию. К несчастью, чувство долга заставило его выплатить отцовские долги, а иллюзорное родительское состояние не выдержало столь сокрушительного удара. Когда пришло роковое письмо, из которого Джек узнал, что ему грозит тюрьма за отцовские долги, выстроенный им карточный домик вмиг рухнул. Ему не хватало денег даже на попытку выиграть недостающую сумму в карты. Прошлой ночью в. «Уайтсе» он проигрался до последнего гроша.

У него оставался только один выход.

Джек потянулся за дуэльным пистолетом – тем самым, из которого его отец выстрелил себе в голову. Обливаясь потом, он сжал пальцы на рукоятке, ненавидя это оружие всей душой, но отчаянно нуждаясь хоть в таком средстве избавления от земных горестей. Рука неудержимо дрожала, палец плясал на курке. Едва Джек успел вскинуть пистолет, дверь за его спиной распахнулась.

– Нет! Мистер Фэрчайлд, не смейте! – послышался голос секретаря. Тучный мистер Клейтон Хардинг бросился к Джеку и схватил его за запястье, направляя дуло пистолета в потолок. – Этого я не допущу! Не все еще потеряно!

– Полно вам, Хардинг, – хладнокровно отозвался Джек, глядя на секретаря с легкой досадой, как на назойливую муху.

– Нет уж, сэр, я не дам вам застрелиться!

– Застрелиться? – с недоверчивым смешком переспросил Джек. – Уверяю, ничего подобного у меня и в мыслях не было. Пустите же руку, она уже немеет. Вы чересчур впечатлительны, Хардинг. Если бы я хотел покончить жизнь самоубийством, я бросился бы под колеса карет у Гайд-парка, чтобы не тратиться на пулю.

По-прежнему хмурясь, Хардинг разжал пальцы и неуверенно покачал головой:

– Вы хотите сказать, что не собирались стреляться? Я обнаружил, что пистолета нет на обычном месте, и предположил самое худшее. В вашей комнате я вас не застал и уже опасался, что…

– Боже мой, да нет же! Он даже не заряжен. Я просто хотел швырнуть: проклятую штуковину в огонь. – Джек окинул оружие презрительным взглядом. – Даже если металл не расплавится, рукоятка точно сгорит и пистолет станет ни на что не годным. Ненавижу его за все беды, которые он мне причинил!

Хардинг устремил подозрительный взгляд на камин. И вправду пламя в нем горело слишком бурно для теплого летнего вечера. В ответ на его недоуменный взгляд Джек только приподнял, бровь и криво усмехнулся.

– Я все понял, мистер Фэрчайлд. Значит, вот почему в комнате так жарко натоплено.

– Да, и я уже весь взмок. Уберите же руку, я хочу поскорее покончить с этим грязным делом. Я не желаю ни хранить оружие, погубившее моего отца, ни продавать его какому-нибудь простаку, который и не подозревает, что на нем лежит проклятие. Если бы не этот пистолет, Генри Фэрчайлду пришлось бы самому расплачиваться с кредиторами. Только он и это оружие виноваты в том, что со мной стало. Дайте мне, наконец, отомстить им.

Хардинг посторонился, а Джек швырнул пистолет в огонь и с многозначительным видом отряхнул руки.

– Наконец-то я расквитался с роком за то страшное, немыслимое будущее, которое он мне уготовил!

Прислонившись гибким телом к камину, Джек обвел любовным взглядом свою гостиную:

– Мне всегда будет недоставать этой комнаты, Хардинг. Жить здесь, в Лондоне, было чертовски приятно.

Хардинг стоял неподвижно, подняв нос, словно пытаясь уловить запах грядущего бедствия.

– «Жить было приятно», сэр? Впервые слышу, как вы говорите о Лондоне в прошедшем времени.

– Увы, все уже решено. Я списался с мистером Педигрю, давним другом нашей семьи, который живет в Миддлдейле, и недавно вышел в отставку, и предложил купить его адвокатскую контору. В ответ он разрешил мне в течение года пользоваться ею в кредит.

– Миддлдейл? – поморщившись, переспросил Хардинг. – Кажется, это в Котсуолдсе?

– Да, и если не ошибаюсь, местность там весьма живописная.

– Живописная! С таким же успехом вы могли бы переселиться на торфяники Шотландии! Вам известно, как далеко от Миддлдейла до Лондона?

– Известно, ну и что из того? Я буду только рад, если больше никогда не вернусь в столицу.

– А обо мне вы подумали? Вы испытываете мою преданность, требуя, чтобы я расстался с преимуществами столичной жизни ради сомнительных радостей сельской!

– Я вовсе не требую, чтобы вы сопровождали меня, Хардинг, – возразил Джек, подходя к окну и с задумчивым вздохом глядя на освещенную луной улицу. – Я не хочу ни голодать, ни томиться в долговой тюрьме – следовательно, у меня есть только один выход: зарабатывать себе на жизнь.