Саманта Джеймс - Любовь под луной

– Мама! – кричала она. – Мама, вставай!

Но мама уже не слышала ее. Она была мертва.

Сердце Оливии снова заныло. Вся их счастливая жизнь, казалось, рухнула в тот страшный день. Отец, хотя изо всех сил старался не показывать дочерям своего горя, уже не был таким, как прежде. Улыбка его с тех самых пор всегда отдавала печалью. И с того страшного дня он уже никогда не смеялся...

Горло девушки свело судорогой. Оливия с трудом проглотила слезы.

– Ш-ш, милая! Ты же помнишь, что всегда говорил папа: пути Господни неисповедимы, и не нам о них судить! Надо просто верить в Его благость и ждать, когда наступят лучшие дни. – Оливия ласково сжала тонкие пальчики Эмили. – Прошу тебя, радость моя, не надо терять надежды.

– Ты, конечно, права, – со слезами в голосе отозвалась Эмили. – Впрочем, ты всегда права!

– Ну а теперь... Как насчет чашки горячего молока перед сном? – Оливия ласково отбросила прядь золотистых волос, упавших сестре на лоб.

– Было бы здорово! – кивнула Эмили, и губы ее сложились в очаровательную улыбку.

– Вот и хорошо. Иди, ложись в постель, а я подогрею молоко и принесу в спальню.

Оливия отправилась на кухню. Прошло совсем немного времени, и вдруг сверху, где была спальня Эмили, донесся страшный грохот. Уже одетая в белую ночную рубашку до пят, сестра, чертыхаясь, потирала ушибленную коленку. Должно быть, она услышала шорох юбок, потому что подняла голову.

– Извини. Кажется, я наткнулась на что-то. Какая я неуклюжая!

– Это стул, – мягко сказала Оливия. – Запомни, он всегда стоит слева от бюро, а не справа.

Сердце ее сжималось от жалости. Прошло немало времени, прежде чем на место их погибшего отца назначили другого священника, поэтому никто особо не возражал, что до его приезда осиротевшие сестры оставались в своем домике возле церкви. Эмили только-только привыкла более или менее свободно передвигаться по дому, как приехал новый викарий. Им пришлось оставить дом, в котором обе родились и выросли, и искать – себе крышу над головой, а в их бывшем жилище поселился преподобный Холден, новый священник. Оливия понимала: все было бы не так уж плохо, если бы Эмили не ослепла. Но переезд в новый дом окончательно сломил ее. Она без конца плакала, день за днем отказывалась вставать с постели. И по этой причине Оливия окончательно решила остаться в Стоунбридже. Конечно, найти работу в Лондоне было бы проще, но она боялась за сестру. Та была в таком состоянии, что никто не мог сказать, как подействует на нее переезд. Может быть, позже, думала Оливия...

Она слегка дрожала от холода. Хотя день был теплым, но в их коттедже, как всегда, царила промозглая сырость. Должно быть, она что-то произнесла, потому что белокурая головка Эмили тут же повернулась к ней.

– Что, Оливия? Что?

– Ничего, – весело ответила она. – Просто немного замерзла, вот и все. По-моему, у нас здесь всегда довольно холодно, даже летом, правда? – Она чуть слышно рассмеялась. – Господи, что же будет, когда наступит зима? Боюсь, если кому-то придет в голову нас навестить, мы будем так закутаны, что нас никто не узнает!

К ее величайшему облегчению, Эмили слабо улыбнулась.

Пока сестра пила молоко, Оливия сняла платье и надела ночную сорочку. Теперь сестры были вынуждены спать в одной постели. Прошло всего несколько минут, и дыхание Эмили стало глубоким и ровным. Она безмятежно спала.

А Оливия по-прежнему лежала без сна. Наверное, это было неизбежно, ведь ее мысли все время возвращались к нему. К «цыгану».

Господи, как она сможет снова встретиться с ним? Глупо, конечно, все вышло, но она сама виновата... до смерти испугалась какой-то собаки, этого Люцифера. Да что там испугалась, она чуть было не хлопнулась в обморок! И это она, Оливия, всегда так презиравшая остальных женщин за их страхи.

Но честно говоря, не так уж она была и виновата! Если бы проклятая карета не неслась с такой скоростью, да еще в такой час... Ее губы дрогнули. Люцифер. Что за имя для собаки! И вновь ее мысли вернулись к хозяину пса. Что, если ей случится увидеть его снова? Оливия напомнила себе, что она теперь всего лишь горничная, можно сказать, обычная служанка. И если счастье улыбнется ей, их пути больше никогда не пересекутся. А если это произойдет, то он скорее всего попросту не узнает ее.

По крайней мере она очень на это надеялась.

Черную карету бросало из стороны в сторону на извилистой дороге. Впрочем, у элегантной, сверкающей свежим лаком кареты были новые, хорошо смазанные рессоры, и пассажир почти не чувствовал ухабов. Внутреннее убранство экипажа ослепляло роскошью: занавески из камки, обтянутые пурпурным бархатом сиденья с мягкими подушками.