Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 2

Но если существует где-нибудь ключ к раскрытию местопребывания и намерениям Джейлис Дункан, то он там. Подавив в себе отвращение от прикосновения к гладкой обложке, я сунула тетрадь под пальто и, придерживая локтем, начала спускаться по лестнице.

Благополучно оказавшись на улице, я все еще продолжала сжимать тетрадь под локтем — переплет стал мягким от тепла моей руки. Мне казалось, я несу бомбу, что-то такое, с чем нужно обращаться с чрезвычайной осторожностью, чтобы не вызвать взрыв.

Какое-то время я медленно шла по улице, потом вошла в небольшой садик маленького итальянского ресторанчика с террасой, выходившей к реке. Вечер был прохладным, но небольшой электрический камин согревал террасу настолько, что на ней можно было сидеть. Я выбрала столик и заказала стакан кьянти. Я медленно пила вино, тетрадь лежала передо мной на бумажной салфетке, притаившись в тени корзиночки с чесночным хлебом.

Был конец апреля. До первого мая — Праздника костров — оставалось всего несколько дней. Именно в это время я совершила свое неожиданное путешествие в прошлое. Неужели это как-то связано с датой, размышляла я, или со временем года? Когда я вернулась, была середина апреля — вероятно, поэтому и стал возможен этот сверхъестественный переход. А может быть, время года не играет никакой роли? Я заказала еще стакан вина.

Возможно, только определенные люди наделены способностью проникать за барьер, непреодолимый для других. В чем тут дело? Может быть, в генетической предопределенности? Кто знает? Джейми не смог преодолеть этот барьер, а я смогла. И Джейлис Дункан, очевидно, смогла или сможет. А может быть, и нет. Я подумала о молодом Роджере Уэйкфилде и почувствовала легкую тошноту. Наверное, нужно было заказать к вину какую-нибудь еду.

Посещение института убедило меня в том, что Джили-ан — Джейлис еще не совершила своего фатального перехода. Всякий, кто изучал легенды северной Шотландии, знает, что приближается Праздник костров; тот, кто планирует такой переход, наверняка приурочит его к этому дню. Но я не имела понятия, где она сейчас пребывает. Может, скрывается, выполняя обряд подготовки, позаимствованный у неодруидов, к которым принадлежит Фиона? Ключ мог быть в этой тетради, но Бог его знает, так ли это.

Только Господу Богу ведомо, какими мотивами руководствовалась тогда я сама. Я думала, что знаю это, но теперь сильно засомневалась. Не потому ли я заставила Роджера разыскивать Джейлис, что это был единственный способ убедить Брианну? Допустим, мы вовремя ее отыщем, но мои слова найдут подтверждение лишь в том случае, если Джилиан удастся вернуться назад. А это означает ее смерть в огне.

Когда Джейлис Дункан была осуждена как ведьма, Джейми сказал мне: «Не горюй о ней, Саксоночка, она — испорченная женщина». Но испорченная она или просто сумасшедшая, сейчас не имело значения. Могу ли я бросить ее одну и предоставить в одиночестве идти навстречу своей судьбе? Все же когда-то она спасла мне жизнь. И кем бы она ни была — или будет, — я обязана попытаться спасти ей жизнь. И погубить Роджера? Есть ли у меня право вмешиваться?

«Это не вопрос права, Саксоночка, — услышала я голос Джейми, в нем слышалось легкое недовольство. — Это вопрос долга, чести».

— Чести? — громко произнесла я. — А что это такое?

Официант с тарелкой в руках удивленно посмотрел на меня.

— Что? — спросил он.

— Ничего, — ответила я, совершенно не заботясь о том, что он обо мне подумает. — Принесите лучше остальную бутылку.

Я закончила свой ужин в окружении призраков. Потом, подкрепившись едой и вином, отодвинула в сторону пустую тарелку и открыла серую тетрадь Джилиан Эдгарс.

Нет места темнее, чем дорога в северной Шотландии в безлунную ночь. Фары проносящихся время от времени машин высвечивали голову и плечи Роджера. Он наклонился вперед, будто готовясь к отражению подступающей опасности. Бри, тоже ссутулившись, сидела рядом со мной, забившись в угол. Так мы и сидели втроем, замкнутые, отъединенные друг от друга, погруженные каждый в свое собственное молчание, внутри огромной, всепоглощающей тишины стремительно несущейся машины.

Мои пальцы перебирали в карманах пальто мелкие монеты и прочую ерунду: кусочек какой-то ткани, огрызок карандаша, маленький резиновый шарик, оставленный на полу моего офиса малолетним пациентом. Подушечка большого пальца поглаживала края американского двадцатипятицентовика, выпуклую поверхность английского пенни и резкую бородку ключа от комнаты Джилиан Эдгарс, который я так и не вернула институту.