Сильвия Холлидей: Как утреннее солнце

Девушка вся сжалась – и от этих слов, и от все подавляющего присутствия отца. Сколько Келли себя помнила, она всегда уступала его воле.

– Да, конечно, папа, – едва слышно прошептала она. – Только объясни, зачем вообще выписывать для меня мужа?

– Затем, что для здешних мужчин ты слишком утонченная и слишком разборчивая! – Суровый взгляд Большого Джима смягчился, и он с нежностью потрепал дочь по плечу. – Мышонок, я же хочу тебе только добра. Семейного счастья. Чтобы у тебя был хороший муж, дети. Не знаю, правда, почему тебе обязательно нужен городской парень. С тех пор как мы сюда приехали, я встречал немало симпатичных молодых ребят. Настоящих мужчин.

– Кого это? Золотоискателей и всяких бродяг? Фермеров, от которых пахнет навозом? Или, может, картежников и содержателей салунов?

– А как насчет Ральфа Дрисколла, нашего нового банкира? Скажи только, радость моя, – и я ему закину словечко.

– Мне он не очень понравился.

Келли вскинула голову, как бы отметая кандидатуру Ральфа Дрисколла напрочь. На самом деле он казался ей наиболее привлекательным мужчиной в Дарк-Крике. Уже в возрасте, очень красив, немного резкой грубоватой красотой, и воспитан лучше многих мужчин в городе. Но однажды Келли шла по улице, тяжело опираясь на палку, и увидела, как Ральф наблюдал за ней, а потом быстро отвернулся с выражением жалости на лице.

Большой Джим не сводил с дочери вопрошающего взгляда.

– Не очень тебе понравился? Это еще почему? Келли никогда не умела лгать отцу.

– Ну а если бы даже и понравился? Я-то его точно не привлекаю. Он проходит мимо, будто я невидимка.

– Ну, так заговори с ним сама! Не молчи, как глупый мышонок. Поздоровайся с человеком.

Келли почувствовала, что лицо ее горит от стыда.

– Ну что ты, папа! Как я могу! С… с этим вот? – Она коснулась рукой бедра, которое так и не выправилось, несмотря на бесконечные упражнения и бесчисленные поездки к врачам. – Зачем ему такая… калека?

– Не понимаю, почему ты этого стесняешься! И не смей больше называть себя этим словом! Да, у тебя есть небольшой недостаток. Вот и все. Просто небольшой недостаток. Зато у тебя очень хорошенькое личико и острый ум. И ты столько всего знаешь, столько книг прочла. Любому мужчине должно быть лестно, если его увидят рядом с тобой. Мне это, во всяком случае, лестно.

Почему от его веры в нее Келли всегда чувствовала себя не лучше, а хуже? «Если люди относятся ко мне не так, как того хочется отцу, то это означает лишь, что я вовсе не такая замечательная женщина. Ну почему он не понимает этого?»

– Просто… просто я…

Джим одним движением руки отмел все, что она собиралась сказать.

– Миссис Эклэнд сказала мне, что ты не поедешь с нами в город встречать экипаж и собираешься остаться дома.

Келли заволновалась. Она не хотела говорить об этом заранее.

– Да. Мне тут надо еще кое-что доделать.

– Ну, уж дудки! Мистера Перкинса должна встречать вся семья. И особенно ты.

– Но… но, папа… Ты же знаешь… в городе я чувствую себя очень неловко.

– Да какого черта! Не хочу больше терпеть трусливую мышь вместо дочери. – Он ринулся к двери и широко распахнул ее. – Тем более что для этого нет никаких причин. Ты красивая девушка, тебе совершенно нечего стесняться. И твоя мать, Господь ее благослови, никогда не была стеснительной.

«Откуда тебе знать?» – печально подумала Келли. В присутствии отца мать всегда вела себя сдержанно, даже как-то смиренно. Маленькая, хрупкая женщина рядом с огромным мужчиной, который ее, несомненно, подавлял. Келли тяжело вздохнула. И сама она тоже привыкла подчиняться всем желаниям отца, потому что ничего другого не знала. И еще потому, что очень его любит.

– Когда мы едем в город?

– Вот и умница! Хорошая девочка! Уидди пригонит лошадь с повозкой к двум часам. Не забудь надеть свою лучшую шляпку. – Большой Джим улыбнулся и посмотрел на дочь с такой любовью, что ее сердце растаяло.

Однако когда звуки его шагов затихли на лестнице, Келли снова охватило отчаяние. Она долго стояла у окна, глядя на горы, окружавшие дом. Уже середина июня, а вершины все еще были покрыты снегом. Корабельные сосны на склонах казались угрюмыми и мрачными, даже в солнечный день; осины беспомощно дрожали под резкими порывами ветра. Одинокий ястреб черным пятном кружил на фоне холодного синего неба. «Господи, как здесь холодно, пусто, одиноко по сравнению с теплым и многолюдным Бостоном! Так же одиноко, как и у меня на сердце…» – вздохнула Келли, прошептав в пустоту: