– Ты чувствовал то же, когда умер твой отец? – Макс с любопытством посмотрел на друга.
– Смерть моего отца ошеломила и меня, и Сесилию, – после долгого молчания ответил Уолрейфен, глядя на просторную площадь. – У него было великолепное здоровье.
– Мой друг, не думаю, что ты ответил на мой вопрос.
– Ты что, всегда остаешься полицейским инспектором? – хмуро посмотрел на него Уолрейфен. – Нет, Макс, я ничего не чувствовал, когда умер отец. Мы с ним были далеки друг от друга, с юности, и, несмотря на усилия Сесилии снова сблизить нас, мы с ней мало говорили о его смерти. И не могу сказать, что был огорчен, узнав, что его не стало. Из-за этого ты хуже думаешь обо мне?
– Нет, Джайлз, – тихо сказал Макс и, к удивлению Уолрейфена, нежно похлопал его по спине. – Я никогда не думаю о тебе плохо. Но я считаю, тебе не стоит оставаться здесь, в городе, одному. А ты ведь собираешься поступить именно так, да?
На мгновение Джайлз задумался над его словами, но, по правде говоря, ему некуда было ехать. О, Сесилия уже приглашала его в имение Делакорта в Дербишире, но ему казалось не по-джентльменски воспользоваться гостеприимством человека, если в действительности ему была нужна его жена. Конечно, он всегда мог поехать в Глостершир к Максу и Кэтрин и провести сезон охоты у них в имении – Уолрейфен чувствовал, что Макс готов пригласить его. Но тепло и оживление, царившие в разросшейся семье Кэтрин, всегда вызывали у него чувство необъяснимой неловкости, как будто он вмешивался во что-то, чему не мог даже подобрать названия. Значит, оставался только Кардоу с его воспоминаниями.
– Я очень занят, Макс, – наконец ответил Уолрейфен. – Так много нужно сделать до возобновления работы парламента. Существует теневая поддержка этой новой ассоциации радикальных реформ, и Пиль не напрасно обеспокоен. Равенство – прекрасная идея, и я в принципе поддерживаю ее, но все может выйти из-под контроля.
– Мой отец когда-то поддерживал радикальное движение, – предупреждающе сказал Макс, пристально глядя на Уолрейфена, – и все, что он получил, – это пулю в голову благодаря любезности Наполеона. Так что, Джайлз, будь осторожен в том, что ты делаешь, иначе скоро твои благородные принципы приведут к тому, что и ты получишь пулю. А я окажусь в дурацком положении, когда мне придется разбираться в том, кто это сделал – виги, тред-юнионы, сборище радикалов или твоя собственная треклятая партия.
– Но, Макс, кто-то же должен беспокоиться о будущем Англии, – пожал плечами Джайлз. – Это работа моей жизни.
– О, мой друг, – тихо усмехнулся Макс, – в жизни существует не только работа, этот урок я наконец-то постиг. Есть одна идея, старина, – полушутливо добавил он. – Найди себе жену. Я советую это сделать, ведь, кроме всего прочего, тебе нужен наследник. Только не Элиас, умоляю тебя!
– О, у меня есть пара дальних родственниц где-то в... не знаю где. Возможно, в Пенсильвании? Одна из них вернется, если наследство окажется денежным. Американцы корыстолюбивы до мозга костей.
– Но разве здесь, в Сомерсете, для тебя не осталось пухленькой хорошенькой деревенской девушки? – рассмеялся Макс. – А, кроме того, тебе нужно поехать домой и поставить эту дерзкую экономку на место.
– Миссис Монтфорд? – Уолрейфен тоже рассмеялся. – Я с удовольствием задушил бы ее.
– Скажи мне, Джайлз, – Макс остановился и с любопытством взглянул на друга, – твоя миссис Монтфорд молодая или старая? Или нечто среднее?
– Довольно молодая, полагаю, – равнодушно пожал плечами Уолрейфен. – Они всегда такие.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Их нанимает дядя Элиас, так что, по-твоему, я хочу сказать?
– Ах, значит, у нее есть еще обязанности, кроме ведения хозяйства?
– Ну, – неохотно признался Уолрейфен, – в давние времена так бывало, но мой дядя уже немолод. Однако я слышал, что он и миссис Монтфорд часто и ожесточенно ссорятся.
– Да? И от кого же ты слышал? – поинтересовался Макс.
– От Певзнера, дворецкого. Думаю, миссис Монтфорд во все сует свой нос. Но так как дядя Элиас никогда мне не жаловался, можно только предполагать, что между ними что-то есть. Мой дядя не склонен к филантропии.
Некоторое время они молча шли по Беркли-сквер, а потом Макс снова заговорил:
– Как сегодня твоя нога, Джайлз? Мне кажется, ты немного хромаешь.
– Ты не отвечаешь за мою ногу, – проворчал Уолрейфен; на сегодняшний день ему было довольно Макса и его рассуждений. – Пойдем и давай перестанем говорить об этой давней ерунде.
Читать дальше