Филиппа Карр - Паутина любви

— По-моему, он туповат, — сказала Дорабелла. — Я не выношу серьезных молодых людей. Хельмут совсем не смеется.

— А может, он не видит ничего такого, над чем стоит посмеяться, — возразила я, — вероятно, , он не считает нужным показывать другим, что он чувствует.

— Завтра мы попробуем выяснить это, — ответила Дорабелла. — Это очень интересно.

— Не спорю, — согласилась я. — Нам еще не приходилось разгадывать чужие тайны.

Я подошла к окну. Туман сгустился. Виднелись лишь очертания ближайших деревьев.

— Это выглядит впечатляюще, — сказала я. Дорабелла подошла ко мне и встала рядом.

— В этом есть что-то потустороннее, — продолжила я, — ты не находишь?

— Для меня это просто туман, — ответила она.

Мне почему-то не хотелось отходить от окна. Неожиданно я увидела, как от замка в сторону деревьев движется чья-то фигура.

— Это служанка, — прошептала Дорабелла.

— Эльза, — уточнила я, — так ее зовут. Куда она идет в такое позднее время? Наверное, уже одиннадцать часов.

Тут мы увидели, как из тени деревьев ей навстречу выходит молодой человек. Мы не могли различить его лица, но, по всей вероятности, он был одним из тех, с кем мы сидели за ужином. Он был высок и светловолос. Он заключил Эльзу в объятия, и они постояли немного, прижавшись друг к другу.

— Это ее любовник, — хихикнула Дорабелла. Мы наблюдали за тем, как они, держась за руки, прошли к похожему на конюшню строению и исчезли в нем.

Мы отошли от окна и легли в свои постели, но долго не могли уснуть. Я уснула только под утро, но меня мучил один и тот же сон. Я шла по лесу, окутанному голубым туманом. В тумане возникали и пропадали призрачные тени, похожие на людей, и мне стало страшно. Мне хотелось бежать, но, мне мешали деревья. У них вместо ветвей были длинные руки, и они тянулись ко мне, стараясь схватить.

В последующие дни мы приспособились к обитанию в замке. От матери Курта я узнала, что гостиница никогда не бывала переполнена. Сейчас в ней находилось только шесть постояльцев, и хозяева считали это удачей. Плохие времена прошли, и жизнь в стране наладилась.

— Родители продержались в трудные послевоенные годы, — сказал Курт. — Теперь у нас прибавилось посетителей. Приезжают люди из Англии, Америки, из других стран. У нас большой зал с баром… Мы зарабатываем себе на жизнь.

— И признательны судьбе за это, — добавила его мать.

Это была энергичная женщина, и я поразилась ее преданности семье, в которой все держались друг за друга.

Совсем хилый дедушка большую часть времени проводил за чтением Святого Писания. Он сидел в кресле в черной шапочке и читал, шевеля губами.

Бабушка тоже сидела в кресле и вязала. Она навязала свитеров на всю семью, говоря всем, что зимы здесь суровые.

— Мы живем так высоко над уровнем моря, и у нас постоянно туманы, — сказала она мне.

Часто она что-то напевала, и Курт пояснил нам, что бабушка больше живет прошлым, чем настоящим.

Его родители все время трудились. Отец валил деревья в лесу.

Хельмут, серьезный молодой человек, продолжал расстраивать Дорабеллу, не уделяя ей такого же внимания, как Эдварду и мне. Я заметила, что Эдвард то и дело поглядывает на Гретхен, очаровательную темноволосую и черноглазую девушку. Я намекнула об этом Дорабелле, но она только пожала плечами: чужие увлечения ее не интересовали.

Через несколько дней у меня возникло такое чувство, будто мы находимся в замке уже несколько недель. Курт возил нас на автомобиле знакомиться с окрестностями. Иногда мы спускались по склонам и бродили среди елей, серебристых пихт и буков.

Мы много ходили пешком и лазили по горам; иногда набредали на какую-нибудь деревеньку, которая напоминала мне сказку братьев Гримм о детях, которые заблудились в лесу, а потом натолкнулись на домик-пряник.

Но, наверное, все это было лишь выдумкой. Я не могла понять, что рождало во мне эти чувства.

В замке, превращенном в гостиницу, царила атмосфера дружелюбия и веселья. Здесь часто собирались люди из соседних деревень. Они сидели в общем зале, где был устроен бар, пили пиво и хором пели песни, восхваляющие Отчизну.

Мы с Дорабеллой каждый день гуляли вдвоем и часто навещали Вальденбург, чтобы посидеть за столиком возле кафе, выпить чашечку кофе и поесть печенья. Официант называл нас милыми английскими леди и, обслуживая, болтал с нами. Общаясь с ним, мы говорили на немецком, которому научились в школе, что вызывало у него восторг. Нам нравилось глазеть на прохожих. Проведя так часок или чуть больше, мы неторопливо возвращались в замок.