Барбара Картленд: Любовь и страдания принцессы Марицы

– Ему следовало бы найти для своих грязных дел кого-нибудь более искушенного, – отрезала Марица. – Нам не о чем больше говорить. Спокойной ночи, Фридрих!

Она направилась к себе, но вдруг увидела, что голова ее мужа упала на грудь. Она остановилась.

– Фридрих! Что с тобой?

Он не пошевелился. Голова его лежала неподвижно, а руки свисали с обеих сторон кресла на плед, прикрывающий его колени.

Принцесса подумала, что с ним случился удар, она подошла к нему, чтобы положить руку ему на лоб, а затем приподнять его голову и посмотреть в его глаза. Но только она прикоснулась к нему, он вцепился в нее обеими руками, и она поняла, что он притворился, чтобы заманить ее в ловушку.

– Фридрих, пусти меня! – закричала принцесса.

Но было слишком поздно.

– Теперь я накажу тебя так, как ты этого заслуживаешь! Ты остановила меня, когда я пытался тебя застрелить, но ничто не помешает мне избить тебя до смерти!

Левой рукой Фридрих схватил ее за запястье и опрокинул к себе на колени, правой же достал из-под пледа свой тонкий хлыст. Марица услышала свист в воздухе, затем ее спину обожгла нестерпимая боль. Она боролась, соскользнула на пол, но он не выпустил ее. Распростертая у него под ногами, она была как раз в том положении, которое нужно было Фридриху. Хлыст снова и снова падал ей на спину, и, хотя она боролась и пыталась вырваться, железная хватка Фридриха не ослабевала. Он хлестал ее с яростью, давая выход доселе сдерживаемой ненависти к Марице, с новой силой пробудившейся при известии, что император больше не нуждается в его услугах. Гнев придавал Фридриху нечеловеческую силу, а алкоголь еще больше разжигал его.

Марица почувствовала, как ее тонкая батистовая рубашка порвалась под ударами хлыста. Теперь все ее тело жгло как огнем. Хотя она твердо решила не кричать, крик доносился до нее как будто издалека, и ей показалось, что это не ее голос, а вой какого-то неизвестного животного. Наконец, когда боль стала нестерпимой и свет померк у нее перед глазами, до Марицы донесся голос Джозефа.

– Ваше королевское высочество! Остановитесь, ваше королевское высочество!

– Она умрет! Она умрет смертью, которую заслуживает предатель родины! Она недостойна быть моей женой и носить мое имя!

– Остановитесь, ваше королевское высочество! Вы не можете этого сделать!

– Не мешай мне! Она умрет! Умрет за все зло, что мне причинила. Я убью ее, убью ее, она умрет!

Эти слова звучали, как рычание бешеного зверя, а у его ног кричало и плакало другое животное – маленький зверек, попавший в капкан.

Внезапно раздался выстрел, звук которого еще несколько мгновений был слышен в комнате.

Лорд Эркли обедал с королем Эдуардом в его номере.

Король любил давать такие званые обеды перед посещением казино, после чего особенно приятно было поужинать у одной из очаровательных и гостеприимных обитательниц Мариенбада.

За столом было только шесть самых близких друзей его величества, и каждый чувствовал себя свободно и непринужденно. Душой общества был маркиз да Совераль, развлекавший всех всевозможными забавными историями.

Еда была отменной, выбор вин отличался изысканным вкусом, и когда наконец подали портвейн, король откинулся в кресле и, как всегда, зажег сигару.

– Я вспомнил, ваше величество, – воскликнул лорд Эркли, – что привез вам в подарок коробку свежайших гаванских сигар. Я хотел отдать их вам раньше, но забыл. Они изготовлены из какого-то особого листа, который никогда к нам не завозился.

– Я буду просто в восторге их попробовать, – обрадовался король. – Пошлите кого-нибудь из слуг за коробкой.

– Я их сам принесу, – ответил лорд Эркли. – По-моему, ящик, в котором они хранятся, заперт.

– Что вы еще держите в нем, Эркли? – спросил кто-то. – Государственные тайны или любовные послания?

– Не то и не другое, – сказал лорд Эркли. – Но вы мне вряд ли поверите!

Все рассмеялись, а Эркли отправился к себе в номер.

Идя по коридору, он услышал раскаты грома и с грустью подумал, что сегодня Марица не будет дожидаться его под ивами. Эркли отдавал себе отчет в том, что время, оставшееся до свидания с Марицей, покажется ему столетием. Ни к одной другой женщине он не испытывал подобного чувства. Ему хотелось говорить с Марицей, смотреть на нее, но больше всего – почувствовать тот прилив одухотворенной любви, о которой раньше он не мог и мечтать. В мыслях его царила Марица, когда он вошел в свой номер и зажег свет. Хоукинс, должно быть, ужинал внизу. Эркли запер сигары в ящик только потому, что хотел подарить их королю, а оставь он их на видном месте, любой посетитель мог бы ими воспользоваться. Он нашел в кармане ключ от ящика и только вставил его в замок, как вдруг до него донесся звук, похожий на человеческий крик.