Лиза Клейпас - Тайны летней ночи

— Уверена, — смущенно продолжала она, — что вам не терпится присоединиться к своим спутникам.

Хант лениво пожал широкими плечами:

— В такой толпе я никогда их не найду.

Аннабел могла бы возразить, указав, что, как один из самых высоких людей в публике, Хант, возможно, без труда мог бы увидеть своих друзей, но было очевидно, что спорить с ним бесполезно. Выхода нет: придется смотреть представление в компании Ханта.

Однако при виде неподдельного волнения Джереми настороженная неприязнь несколько померкла, а голос смягчился.

— Простите, я не хотела показаться грубой. Просто не люблю быть обязанной незнакомым людям.

Хант бросил на нее проницательный взгляд, отчего Аннабел снова растерялась.

— Прекрасно вас понимаю, — кивнул он, проводя ее через толпу. — Однако в этом случае вы ничем мне не обязаны. И мы не совсем чужие: ваши родные много лет способствовали процветанию бизнеса моего отца.

Они вошли в большое здание и ступили на массивный вращающийся круг с поручнями и оградой из кованого железа, отделенный от картин полосой в двенадцать ярдов. По стенам были развешаны сцены из римской жизни. На полосе были размещены сложные механизмы, что вызвало возбужденные замечания зрителей. Как только собрались все, в комнате мгновенно стало темно. Послышались взволнованные охи и ахи, раздалось тихое жужжание механизмов, и обратная сторона холстов озарилась голубым сиянием. Пейзажи тут же обрели объем, производя неожиданное впечатление полной реальности, испугавшее Аннабел. Она почти поверила, что они стоят под жарким небом Италии. Появились несколько актеров в тогах и сандалиях, и лектор стал излагать историю Древнего Рима.

Диорама оказалась еще более завораживающей, чем рассчитывала Аннабел. И все же она не до конца увлеклась разворачивавшимся перед глазами зрелищем: слишком остро ощущала присутствие стоявшего рядом человека. Мало помогало и то обстоятельство, что время от времени он наклонялся и отпускал ей на ухо очередную неуместную реплику, шутливо упрекая ее за проявление столь неприличного интереса к джентльменам, облаченным в простыни. И как бы Аннабел ни старалась сдержаться, с губ то и дело срывался тихий смех, заслуживший неодобрительные взгляды окружающих. Как следствие Хант пожурил ее за непристойное веселье во время серьезной лекции, что, естественно, вызвало новый взрыв смеха. Джереми, казалось, был слишком поглощен представлением, чтобы замечать проделки Ханта, и то и дело вытягивал шею, пытаясь определить, какие именно механизмы производили столь волшебные эффекты.

Хант успокоился, когда непредвиденный сбой вращения круга стал причиной внезапного толчка. Несколько человек потеряли равновесие, но соседи помешали им упасть. Застигнутая врасплох, Аннабел покачнулась, но сильные руки мгновенно прижали ее к мужской груди. Правда, Хант немедленно отпустил ее и участливо осведомился, все ли в порядке.

— О да, — выдохнула девушка. — Прошу извинить меня. Я совершенно…

Она вдруг осеклась и озадаченно замолчала, осознав, что только сейчас произошло. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного от близости мужчины. Никогда… до этого момента. Невинность и полное отсутствие опыта помешали понять, что значат эти непонятные ощущения и как их удовлетворить. Одно было ясно: на какое-то мгновение ей отчаянно захотелось прислониться к этому телу, стройному и упругому, казавшемуся абсолютно неуязвимым, обещавшему тихую гавань той, у кого земля шаталась под ногами. Запах… запах чистой мужской кожи, крахмального белья пробуждал в ней приятные ожидания. Он совершенно не походил на благоухающих одеколоном и помадой аристократов, на которых она вела охоту последних два сезона, пытаясь заполучить богатого мужа.

Крайне встревоженная, Аннабел смотрела на холсты, не замечая и не интересуясь изменениями цвета и освещения, создающими впечатление приближавшегося падения… заката Римской империи. Хант, казалось, тоже был абсолютно безразличен к представлению, поскольку не сводил глаз с девушки. И хотя его дыхание оставалось тихим и размеренным, ей отчего-то, казалось, что его ритм слегка изменился.

Аннабел поспешно облизнула пересохшие губы.

— Вы… вы не должны так смотреть на меня, — пролепетала она едва слышно.

Но он уловил каждый звук.

— Вы — это единственное, чем здесь стоит любоваться.

Она не шевельнулась. Не произнесла ни слова. Притворилась, будто не слышала нежного дьявольского шепота, хотя сердце билось сильно и неровно, а колени, казалось, вот-вот подогнутся. Как такое может происходить в театре, полном людей, и в присутствии брата?