Мари Кордоньер - Опасная леди

По шороху лорд определил, что врач покинул его спальню, но не стал открывать глаза. В его гудящей от боли голове роились самые дикие мысли. Миледи Уинтэш? Неужели преисподняя извергла обратно Аманду Кройд? Как это могло произойти? Она имела наглость возвратиться в этот дом и играть в нем роль хозяйки? Она, двойная убийца?! Даже тройная, поскольку в какой-то степени ее можно было обвинить и в смерти матери Леоноры!

Черт возьми, почему же он не может пошевелить даже пальцем? Пока он беспомощно лежит, как привязанный, в кровати, он находится полностью во власти Аманды и ее происков!

Как он вернулся в замок? Он помнил, что вытаскивал Фенна из подземного хода, когда над ними уже разбивались первые волны высокого прилива. Почувствовав, наконец, что опасность миновала, он дал мальчику и себе короткую передышку, чтобы прийти в себя.

Герве вспомнил трагически прекрасный восход солнца, свою тоску и неутешное горе, а потом больше ничего не было. Только причудливые сны, лихорадочный бред с жалобными стонами, неисполнимые желания. Лицо Леоноры, озабоченно склонявшееся к нему, когда он мучительно звал ее. Ощущение нежных рук, которые умывали его, клали холодные компрессы, успокаивали. Ласковый голос, отвечавший на его вздохи отчаяния.

Какую дьявольскую шутку сыграла с ним судьба, препоручив заботы и уход за ним именно Аманде! Играла ли она просто со своей жертвой или предполагала, что он будет в этом случае молчать о ее преступлениях?

А доктор Филдинг разве не упомянул миссис Кэтрин? Была ли это действительно Кэтрин Тредайлен? Кормилица, которая воспитала его и утешала после смерти матери, пока леди Аманда не настояла на том, чтобы мальчика отправили к Вейлсам, родителям его матери. Расставание с Кэтрин было самым тяжелым, навсегда оставшимся в памяти переживанием его раннего детства. В сердце Герве матерью была тогда она, и к ней он был привязан со всей любовью и обожанием. Потом на многие годы у него осталось чувство разочарования и непонимания, почему она не защитила его и не оставила у себя.

Как ему стало известно после смерти отца из документов поместья, Кэтрин Тредайлен жила в маленьком домике в Уинтэше, одноименной с замком рыбацкой деревне, расположенной в тени крутых утесов, в непосредственной близости от скалы контрабандистов.

По какой причине она возвратилась в замок? Ей, должно быть, уже далеко за пятьдесят, и то, что Аманда вдруг вновь прибегла к ее услугам по уходу за Феннимором, выглядело слишком странно…

Застонав, он прикрыл глаза тыльной стороной руки. Почему именно сейчас он лежит беспомощно в постели? Был ли Феннимор действительно так сильно простужен, или изолировать его от брата входило в дьявольские планы Аманды?

Легкий щелчок и шелест широких, с многочисленными шуршащими складками женских юбок свидетельствовали о том, что он уже был не в одиночестве. Аманда! Неописуемая ненависть к ней даже вернула его голосу прежнюю силу.

– Уходи! – сказал он хрипло. – Если в твоем порочном теле сохранилась хотя бы искорка чести, тогда уходи. И никогда больше не попадайся мне на глаза! Мне отвратителен твой вид!

Испуганное, подавленное дыхание, в котором чувствовалось что-то очень похожее на всхлипы, услышал он в ответ. Эти жалобные звуки могли бы вызвать сочувствие даже у каменной скалы, но Герве был выше этого. У нее на совести была Леонора!

Почему же она, наконец, не уходит? Нетерпеливо убрал он руку со своего лица и открыл глаза.

В ногах его кровати стояла женщина, но это была не Аманда Кройд! Перед его неверящими глазами маячило видение. Наверное, он грезит, настигнутый новой волной лихорадки.

Облаченная в платье из серо-зеленого шелка, узкий лиф которого не оставлял сомнения в красоте линий ее фигуры и тонкой талии, перед ним стояла элегантная молодая дама, как две капли воды похожая на Леонору. Но такую Леонору он никогда еще не видел.

Пышные локоны были собраны на затылке, а одна блестящая прядь цвета красного дерева вилась по голому плечу. Сочный ограненный изумруд на простой золотой цепочке подчеркивал алебастровую белизну кожи в горизонтальном декольте, которое не скрывало верхнюю часть груди и плеч. Продуманная простота наряда говорила об искусстве портнихи и придавала той, кто его носила, вид законченной леди.

Одно лишь испуганное выражение лица не подходило к ней. Губы ее дрожали, когда она, не спуская с Герве серых широко открытых глаз, стояла, окаменев от его слов, полных презрения. Она не могла выполнить его грубое приказание, потому что ее ноги отказывались идти.