Линда Кук - Серебряный ветер

Графство Кент

Начало октября 1190 года

Матильда не присутствовала при расторжении помолвки, братья отослали ее прочь из нижнего зала незадолго до прибытия Симона. Но она могла наблюдать за происходящим и слышать все, что говорилось, — Симон, взглянув наверх, заметил, как на повороте лестницы мелькнул ярким сполохом подол ее платья, и тут же опустил взгляд.

— Тебе придется отказаться от нее, — повторил Юстас Ботвилл.

— Ничего другого мне не остается, — согласился Симон. Солнечный луч проник сквозь бойницу, скользнул по обитой тесом стене и упал на щит с гербом, украшавший боевое знамя ныне покойного отца девушки, Юдо Ботвилла. В ответ щит засверкал.

— Ну вот мы и пришли к соглашению, — со вздохом заключил Юстас. — Так уж суждено. Если бы она отправилась с тобой в изгнание…

Откуда-то сверху донесся испуганный возглас. Симон поднял глаза и увидел бледное девичье лицо — свет падал на нее из застекленного башенного окна; Ботвиллы могли позволить себе такую роскошь. Симон сумел даже разглядеть ужас в глазах девушки. Когда велись переговоры о помолвке, в те, теперь далекие и счастливые времена, он как-то не замечал, что у его невесты маленький скошенный подбородок, как у кролика.

Братья ждали, и он не собирался их разочаровывать.

— На вашем месте я поступил бы точно так же, — сказал Симон. — Я не настолько эгоистичен, чтобы заставлять ее делить судьбу изгнанника.

Юстас облегченно вздохнул, Симону даже показалось, что сверху донесся благодарный возглас. Расторгнуть помолвку с Матильдой Ботвилл не составляло труда, разрыв с предназначавшейся ему в жены превратился в пустую формальность. Расставание же с другими людьми, привычками, вещами и местами дались Симону необычайно тяжело. Последние двое суток он в основном прощался со всем, что было ему дорого.

Симон нахмурился:

— Я хочу, чтобы Матильда узнала о том, как я переживаю, что сожалею о том, что потерял ее. Если бы не свалившаяся на меня беда, я бы почел за честь взять ее в жены.

— Если однажды… — Юстас Ботвилл осекся, заметив хмурый взгляд брата.

— Прощения мне, возможно, не дождаться никогда, — с суровой непреклонностью отозвался Симон.

— Черт их всех дери, — в сердцах тихо пробормотал Юстас и махнул рукой, жестом давая понять, что сожалеет о свалившемся на Симона несчастье, не приближаясь, однако, к несостоявшемуся родственнику. Он предпочитал держаться от Симона на расстоянии вытянутой шпаги.

Симон перехватил взгляд Рональда Ботвилла, направленный в дальний конец зала, туда, где в тишине вдоль стен стояли стражники. Солнце клонилось к закату, окрашивая зал в малиновые тона, сквозь открытую дверь тянуло холодом.

Пора было уходить, не дожидаясь темноты, не принуждая братьев Ботвилл отказать ему в ночлеге. До того, как страх заставит их прибегнуть к насилию.

— Передайте ей мое «прости» и выдавайте за другого. — Симон в последний раз взглянул наверх и заметил, что девушки тамуже нет. В одиночествеон направился к двери.

— Где…

— Как…

Под сводами замка, в перекрестье почерневших от сажи балок, поддерживавших свод, отразилось многократное эхо. Симон остановился и обернулся к родственникам Матильды.

— Я отправляюсь в Уэльс, буду служить Маршаллу в горах, дабы хранить мир. Я не могу рассказать тебе о том, что произошло, — увидев в глазах Рональда немой вопрос, сказал Симон.

— Как мог ты, ты — тот, кого я считал порядочным человеком, войти в аббатство с обнаженным мечом и…

— Оставь, Рональд. — В наступившей тишине отчетливо слышались голоса погонщиков со склонов окрестных холмов. — Скоро стемнеет. Мне нужно проделать немалый путь до наступления ночи.

Конюх стоял все там же, у ворот. Он все еще держал под уздцы коня Симона. Он не стал отводить жеребца на конюшню. Ему не пришлось объяснять, что лорд Тэлброк не станет искать приюта под этой крышей. Все обитатели замка, до последнего смерда, знали, что Симон Тэлброк в опале и только богатство и заслуги его предков спасли безумца от отлучения.

Даже сам дьявол не мог бы добыть для Тэлброка место у очага в замке Ботвиллов этой ночью.

Савар ждал за рекой, сидя на нижней ветке громадного, скрученного от времени дуба, росшего как раз напротив брода.

— Дело сделано? — спросил он, поднимаясь. Симон кивнул.