– Не хочешь исповедоваться? – спросила она, доставая крестик из-за ворота платья.
Глаза старика открылись, и затуманенный взор остановился на ней.
– Элинор? – прохрипел он. – Это ты? Грей удивилась, услышав из его уст имя своей матери. Конечно, она похожа на свою мать, только более хрупкая, с более светлыми волосами, но принять ее за леди Элинор было невозможно. Боль такая сильная, что он, видимо, бредит, поняла она.
– Ах, это, – выдохнул старик, завидев крест в ее руке, и отмахнулся.
Грей покачала головой:
– Нет, Эд…
Слабый, хриплый смех отца оборвал ее.
– Посмотри, что я сделал с твоей драгоценной дочерью, – торжествующе заявил он. – Ты думала, что выставишь меня и накажешь, но в конце концов победил я, – спазм боли исказил его лицо. – Почему ты не могла любить меня, как любил тебя я? Я сделал все, чтобы получить тебя. Я отослал Герману в монастырь, чтобы жениться на тебе. А ты меня за это ненавидела.
Потрясенная его словами, Грей отшатнулась.
– Германа, – прошептала она, ясно видя перед собой лицо женщины, которая отравила ей существование в Арлеси.
– Да, – хрипел Эдуард. – Филипп так и не смог простить меня за то, что я удалил его мать и взял тебя в жены. Он ненавидел меня за это.
Грей прижала руку ко рту. Германа была первой женой ее отца, матерью Филиппа – это объяснило то, чего она никогда не могла понять: насмешки Филиппа… злобу Германы…
– Но я старался умилостивить его, – продолжал Эдуард, закрывая глаза от очередной волны боли. – Я послал твою дорогую дочь под надзор озлобленной, стареющей женщины. И какое-то время это нравилось Филиппу. Но он всегда хотел большего.
Грей уже не знала, хочет ли слышать продолжение этого рассказа, но Эдуард еще не кончил.
По мере того как жизнь оставляла его, тело старика расслаблялось. Когда на этот раз она наклонилась к отцу, он дотронулся до ее лица.
– Тебе не следовало презирать меня, гордая Элинор, праведная Элинор, ты, чье молчание осуждало меня за все, – шептал он, в то время как грубые пальцы ласкали щеку Грей. – Если бы ты уделила мне хоть немного той доброты, которую изливала на всех остальных, может быть, я бы и принял то дьяволово дитя, что ты родила мне, но ты любила только ее.
После всего зла, содеянного Эдуардом, Грей не думала, что сможет испытывать к нему жалость, которая поднималась сейчас в ее душе. Ее тронуло то, что этот человек был когда-то способен на такую любовь, даже если она ущемляла других людей.
– Отец, – тихо проговорила она и коснулась губами его морщинистой щеки, – прими крест. Может быть, ты будешь избавлен от этой муки.
Он оттолкнул ее руку и через мгновение испустил последний вздох.
Слезы застилали глаза Грей, горло сжималось. Она перекрестилась и стала читать молитвы.
Некоторое время спустя, поднимая с травы Джиллиану, она заметила кинжал, выпавший из руки Эдуарда. Стоя спиной к приставленному к ней соглядатаю, она спрятала кинжал в одеяльце Джиллианы. Грей все еще не знала, понадобится ли ей этот кинжал, но чувствовала, что в дальнейшем оружие может пригодиться.
Кинжал пригодился раньше, чем она думала. Поздней ночью Грей пыталась дать покой своему измученному телу, обрести ускользающий от нее сон. Однако каждый раз, стоило ей задремать, как то Джиллиана будила, то свой ребенок не вовремя менял положение.
Наконец она впала в тревожный сон с мрачными сновидениями, предупреждавшими об опасности. Она видела Гильберта и кровь, слышала плач Джиллианы, чувствовала, как чья-то рука зажимает ей рот, душит…
Глаза ее широко раскрылись – над ней склонилась темная фигура. Это сон? Нет, сразу поняла Грей, сон кончился. Все происходило на самом деле. Она хотела сопротивляться, но потом вспомнила, что на изгибе руки спит Джиллиана. Нельзя допустить, чтобы с малышкой что-нибудь случилось. С бьющимся сердцем девушка подумала о кинжале, спрятанном под одеяльцем, не зная, сможет ли воспользоваться им.
– А, Грей, – вкрадчиво звучал в темноте знакомый голос. Дыхание Уильяма было так пропитано смрадом, что ее чуть не вырвало. – Знаешь, зачем я пришел? – спросил он, водя грубой рукой по ее груди и животу.
Она вздрогнула от отвращения, в то же время потихоньку нащупывая кинжал.
– Я слишком долго хотел тебя, – продолжал он, жадно тиская пальцами ее тело. – А теперь, когда старик помер, я получу свое удовольствие, в котором ты мне отказала, отдав его этому подонку Бальмейну.
Грей нашла кинжал. Острый клинок поранил пальцы, прежде чем она поняла свою ошибку. Подавив крик боли, девушка передвинула ладонь на рукоять.
Читать дальше